
Современное искусство – это своего рода альтернативная религия для атеистов.
Художник Фрэнсис Бэкон однажды сказал: когда человек сознает себя как случайность в общей системе вещей, ему остается только «найти себе какое-нибудь развлечение».
А затем добавил: «Живопись, как и искусство в целом, превратилась в игру, способ отвлечься… и художник должен усложнить игру, чтобы быть на высоте».
/Сара Торнтон | Семь дней в искусстве/
Институциональная самостоятельность классического искусства складывается из взаимодействия творцов и публики, точнее говоря, из:
(1) авторской художественной деятельности (композиторов, писателей, художников и т.п.)
(2) значительного числа произведений, настолько содержательных, что они, переходя от поколения к поколению, способны жить собственной исторической жизнью («биография» портрета Моны Лизы Леонардо да Винчи длится уже более 500 лет), и
(3) публики, умеющей относиться к этим произведениям не как части гражданского или религиозного ритуала, не как к иллюстрациям к чему-то (например, к книгам или религиозным учениям), не как к элементам украшения — храма, дворца, городской площади, кабинета, ресторана, жилой комнаты и т.п., а как к особого рода текстам, имеющим самостоятельную ценность и собственную историю существования.

Так понимаемое «искусство» — исключительно европейское порождение.
Его формирование длилось два-три столетия, причем каждое из искусств институциализировалось самостоятельно и в свое время, но важно заметить, что все три перечисленные выше составляющие одного вида искусства как института формировались одновременно и образуют искусство как институцию лишь в этом триединстве (авторство — художественный фонд произведений данного искусства — публика).
Таким образом, в своей наиболее зрелой форме институт классического искусства включал в себя: опытную в восприятии искусства публику, руководимую профессиональными критиками, а также авторов (творцов), чья подготовка обеспечивалась профессиональным образованием, и обширный корпус художественных произведений, которые создавались с учетом сложившихся критериев «художественности».
Эти критерии служили не столько отсеву технически слабых любительских сочинений, сколько тому, чтобы удерживать композиционное и стилистическое единство корпуса художественных текстов, обеспечить «узнаваемость» их в восприятии публики.
Классическое искусство, следовательно, существовало в рамках двух противоположных требований — новизны и повторности.
Причем, чем шире и разнообразнее становилась публика (во второй половине XIX века), тем менее квалифицированной она была в целом, и тем важнее для сохранения художественной коммуникации — из указанных двух условий — становилась повторность.
Новичок-зритель, читатель или слушатель легче воспринимает и переживает знакомое.
Следовательно, консерватизм авторов в выборе художественных тем, образов, средств был оправдан коммуникативной ситуацией в рамках позднего классического искусства.
В художественном мире эта тенденция была определена как «академизм».

Искусство — это не вещи, а взаимоотношения (коммуникация) по поводу этих вещей.
И решающими здесь являются свойства институций, в рамках которой эта коммуникация осуществляется.
В состав функций арт-рынка входит не только быть площадкой (галерея, музей), где публика видит, слышит, осязает, иногда даже обоняет «вещь» искусства.
Но также и площадкой, на которой складываются договоренности относительно значения этих вещей и их цены.
В современной культуре, где нет представлений о «возвышенном» и «вечном», автор не может найти себе оправдания в том, что его создание будет понято позже: вещь, слишком сложная для непосредственного восприятия, не удержится в потоке других, более «дружественных» зрителю.
Единственным фактом, свидетельствующим о признании автора и его художественной «вещи» и о степени этого признания является покупка.

Арт-рынок — это социальное пространство, где сообщество создателей, покупателей, посредников и организаторов этого пространства посредством целого комплекса общественных инструментов (галерей, выставок, конференций, публикаций и т.п.) совместно устанавливают, считать ли данный артефакт вещью искусства, каково его значение в рамках арт-рынка и его цена.
Эта цена, устанавливаемая арт-рынком, задает не только сумму, за которую данную вещь можно купить, но и ориентировочно сумму, за которую ее можно будет потом продать.
В обеспечении этой обращаемости «вещи» современного искусства и состоит, быть может, основная задача арт-рынка.

Современный арт-рынок еще использует в отношении себя название «искусство».
Этот перенос термина из эпохи классики имеет смысл постольку, поскольку в публике все еще хранится унаследованное от прошлого отношение к искусству как области возвышенной, где преобладает бескорыстие и красота.
Но сам арт-рынок устроен иначе.
В частности, он принципиально не обозначает свои критерии и границы.
Это значит, что предметом современного искусства может оказаться самая неожиданная вещь, если она будет маркирована рынком как особенная («эксклюзивная») и дорогая, а по содержанию своему способная удивить, позабавить, развлечь. Арт-рынок хочет выглядеть сферой, которая возвышается над массовой культурой.
Но для этого у него всего лишь один критерий: исключительность как в отношении цены, так и в отношении экземплярности (должна быть вещь, которая может быть истолкована как единственная в своем роде).
Все, что не принято арт-рынком, остается в сфере массовой китч-культуры.
/Марк Найдорф | ПОСЛЕ КРИЗИСА/

Journal information