anairos
Не секрет, что большую часть всего, что мы делаем, мы делаем бессознательно, на автопилоте. Более того, такие действия всегда быстрее, точнее и эффективнее, чем те, которые мы совершаем сознательно.
Мозг обрабатывает ежесекундно буквально океан информации. Сознание способно удерживать не больше семи-девяти объектов одновременно. Координация движений при обычной ходьбе требует согласованной работы десятков мышц. Сознательно не всякий человек может даже крутить рукой и ногой в разные стороны.
Автоматизмы – признак мастерства.
Начинающий танцор вынужден каждый раз контролировать, куда поставить ногу. Их, как известно, у танцора восемь: левая, правая, передняя, задняя, внутренняя, внешняя, та же и другая. Продолжающий сознательно следит только за общим рисунком танца, ну а мастер думает о выразительности выступления – остальное делает за него хорошо обученное тело.
Сознание порой даже мешает.
Любой человек способен, не теряя равновесия, пройти или даже пробежать по доске шириной тридцать сантиметров, положенной на землю. Но пересечь мост той же ширины над стометровой пропастью уже может далеко не каждый. Причина известна – это страх. Сознание, помнящее, что потеря равновесия грозит смертью, мешает отлаженной работе мышц тела, и мы не можем сделать то, что прекрасно умеем. Нужно отключить сознание или занять его какой-то другой работой, идти не думая, и тогда задача снова станет легкой.
Но вот в чем проблема: бессознательно невозможно учиться. Постоянное повторение одних и тех же действий оттачивает их, доводит до совершенства, но никаких новых действий так не появится.
Как только выученных программ становится недостаточно, в дело вступает сознание. Осознанно контролируя каждый шаг, сосредоточенно проживая каждый момент новой ситуации, человек формирует новые привычки. Затем созданные формы поведения становятся достоянием бессознательного, а сознание возвращается к более высокому уровню, на котором оно обычно и действует.
Каким образом сознание творит новое?
Очевидно, комбинируя и настраивая то, что уже есть. Тот, кто не умеет летать, не полетит, сколько его ни учи, но вот те способности, что у него есть, он может приспособить – простите за тавтологию – к самым разным и порой неожиданным вещам.
Сознание – штука тонкая и неуловимая.
Мы не можем заглянуть в чужую голову и посмотреть, присутствует ли оно там. Но способность к обучению – самый верный критерий. Если существо может учиться – у него наверняка есть сознание. Если оно может учить – передавать новые навыки тем, у кого их пока еще нет – сознание совершенно точно присутствует.
Три принципа эволюции – изменчивость, отбор, наследственность. Все они присутствуют на нашей схеме.
Теперь проведем мысленный эксперимент.
Возьмем карту мира и отметим на ней все формы кораблей, известные за всю историю. Проследим, какие виды предшествовали каким, где они распространены и так далее.
А теперь посмотрим на то, что у нас получилось, непредвзятым взглядом. Забудем на время то, что нам отлично известно: все это – искусственно созданные конструкции. И что же мы тогда увидим?
Мы увидим эволюционное древо. Оно ничем существенным не будет отличаться от эволюционного древа живых существ на той же самой планете.
На нем есть предки – примитивные лодки, сплетенные из прутьев или выдолбленные из стволов деревьев. Есть потомки – гребные галеры, чайные клипера. Есть совершенные формы – авианосцы, атомные ледоколы, подводные лодки. Есть свои мутанты и гибриды.
Как только появлялась новая экологическая ниша, тут же все виды кораблей, которые могли измениться, чтобы ее занять, менялись. Между ними начиналась конкуренция, в которой выживали наиболее приспособленные. Они передавали свои свойства по наследству более поздним моделям.
Некоторые линии как бы застыли в истории, остановившись в развитии. По рекам и озерам и по сей день плавают хрупкие гребные лодки, только некоторыми материалами отличающиеся от образцов тысячелетней давности. Так же и акулы почти не изменились за сто миллионов лет.
Географическая изоляция приводила к тому, что эволюция некоторых линий шла причудливыми путями, приводя к появлению необычных форм. Например, тихоокеанские катамараны совершенно не похожи на всю остальную морскую корабельную фауну. По странному совпадению, и Австралия с ее необычными существами тоже находится в тихоокеанском регионе.
Наконец, на этом древе нашлось бы место и таким необъяснимым катастрофам, как массовое вымирание парусников в конце 19 века. Освободившиеся ниши тут же заняли расплодившиеся пароходы и теплоходы, до того прозябавшие в тени более успешных конкурентов, как предки млекопитающих миллионами лет жили в тени динозавров.
Материалиста-эволюциониста могло бы смутить только то, что в этом ряду время от времени случались необъяснимые скачки: корабли обзаводились новыми сложными органами, которые никак не могли произойти от более простых методом постепенного плавного улучшения. Паруса, паровые двигатели, гребные винты, атомные реакторы...
С другой стороны, сложнейший механизм реактора ничем не отличается от сложнейшего механизма глаза человека, двигательного жгутика бактерии или пушки жука-бомбардира. Если от тех приспособлений можно отмахнуться, сказав, что они появились тем же способом, просто неизвестно как, то от этих – и подавно.
Однако мы-то с вами знаем правду. Мы помним, что на самом деле в развитии корабельного дела поучаствовало сознание.
Как только ситуация менялась, и уже недостаточно было клепать новые лодки по старым образцам, лишь чуть-чуть их улучшая и модифицируя, мастера-корабелы принимались за работу. Они придумывали новые способы использования старых возможностей, искали место, куда можно применить новые технологии, придуманные порой совершенно не для кораблей.
Именно поэтому на корабельном эволюционном древе практически нет промежуточных форм. Все они существовали только в сознании проектировщиков и отбраковывались там же.
Второй стадией отбора ведала конкуренция. Если новая форма приживалась, она продолжала существовать и улучшаться: мастера передавали ее своим ученикам. Если нет – исчезала. Иногда даже вместе со своими создателями.
Новые навыки человека, новые технологии цивилизации и новые виды в живой природе возникают совершенно одинаково и подчиняются одним и тем же законам. При этом мы совершенно точно знаем, что в первых двух случаях это возможно только благодаря использованию сознания. А значит, можем предположить, что и в третьем без него тоже не обошлось.
Я не слишком верю в Бога-Творца, который находится где-то там и влияет на мир извне, никак при этом не меняясь сам. Чтобы на что-то влиять, нужно с ним соприкасаться, то есть быть с ним в каком-то смысле единым целым.
Так что сознание, которое движет эволюцией – это сознание самого мира.
Физики и химики постигают законы мира.
Но я полагаю, что это на самом деле не столько законы, сколько привычки и рефлексы.
Какие-то из них, возможно, и впрямь врожденные – обусловленные законами математики. А какие-то выучены в детстве, в первые миллионы лет после "Большого взрыва".
Поэтому я не вижу ничего удивительного в том, что миллиард лет назад некоторые мировые константы могли быть другими, а некоторые могут чуть-чуть меняться и в наше время. Просто тогда привычка, скажем, сохранять заряд электрона могла еще не сформироваться до конца.
Даже с появлением жизни сознание еще оперировало огромными количествами, пространствами и временами. Низшие животные, а уж тем более растения, не могут учиться. Новые формы и навыки появляются у них только через множество поколений, и процесс этот может занять тысячи, если не сотни тысяч лет, потому что генетический код, предназначенный изначально только для синтеза белков – не слишком подходящий носитель знаний.
Затем сознание, отработав основу, перешло, как мастер-танцор, к работе над деталями. Оно стало вначале коллективным (как, возможно, было у первых людей), а затем индивидуальным, и обзавелось разумом.
И чем меньше был масштаб, тем быстрее шло развитие.
Жизни на планете потребовались сотни миллионов лет, чтобы дойти до человека. Эволюция цивилизации сжата по сравнению с общей эволюцией в тысячи раз – от первых лодок до атомных ледоколов прошло каких-то сто веков. Отдельный человек развивается от примитивного организма, способного только орать и сучить конечностями, до Эйнштейна или Александра Македонского всего за двадцать с небольшим лет.
Сознание предназначено для того, чтобы мы могли выживать, оказавшись за пределами своей природы.
Но верно и обратное – пробудившись, сознание заставляет нас выходить за пределы и рушить границы. Когда человек действует осознанно, сама мысль о том, чтобы поступить привычным бездумным образом, вызывает сопротивление. Именно поэтому мы иногда поступаем глупо, даже зная, что этот поступок глуп, из чистого упрямства.
Поэтому сознательные действия и не так успешны, как отработанные автоматизмы.
Сознание – великий разрушитель устоявшегося и надежного.
Каждый осознанный момент – это маленькая смерть и новое рождение.
Благодаря сознанию мы способны к уникальному способу действия – целенаправленному, когда причина наших действий находится не в прошлом, а в будущем. Мы не пассивно реагируем на сигналы извне, а активно подгоняем ситуацию к положению вещей, которого хотим достичь, или уводим от варианта будущего, которого желаем избежать.
И эту роль сознание играет во всем мире, во всей огромной вселенной. Иногда оно опускается на те уровни, откуда уже давно ушло, и заставляет мир выйти за пределы своей природы и поступить не по привычке, а обдуманно и по собственной воле. Для этого реальности приходится порой противоречить даже самым глубинным, укоренившимся своим инстинктам, вроде закона сохранения энергии.
Исследователь называет такие события аномальными. Верующий зовет их чудесами и видит в них проявление воли Бога. Ученый-теоретик привычно и, не побоюсь этого слова, бессознательно их игнорирует.
В его мире из законов природы нет исключений, как нет у природы и произвола.
Но я с ним не согласен.
И надеюсь, что и вы теперь тоже.
Journal information