Кажется, что миф о золотом веке древнее самого мира.
Как только человек научился осознавать себя в мире, так и начал изобретать мифы о том блаженном состоянии, в котором он себя ещё не осознавал.
Он любовался животными, полагая за ними некоторое недоступное для него блаженство: жить, не осознавая себя.
Как если бы предчувствие последующего осознания своего устройства угнетало его и лишало возможности переживать наслаждение от существования таким, каким оно дано изначально.
В этом скрывалась порча, ущерб, изъян.
Человек издавна стремился убить в себе то, что изначально полагал чисто человеческим.
На деле же - что ему известно о других?
О тех, которые существуют, не воздвигая препон природе, точно ли они себя не сознают, или, быть может, сознают лучше и верней?
Эта мысль их слишком, что ли, удручает, поскольку горяча чересчур и внушает опасения. Такие другие переиграли бы человека по какому-то совсем уж большому счёту. Ценность их деятельности была бы поставлена под сомнение, животные оказались бы лучше и человек при них был бы что-то вроде необходимого, в силу такой же своей животной природы, зла.
Какое унижение тогда бы испытал человек, какую досаду. Оттого-то и тоскует он по своей изначальной, измысленной и впоследствии исковерканной природе.
Journal information