greenbat
У входа в кондитерскую на углу дома все завалено монументальными ледяными глыбами самых разных конфигураций, уже присыпанными щедро раздаваемым с небес снегом. Робкие мягкие сладкоежки, влекомые сквозь царапучий мороз страстью к сахарным кренделькам и зефиру, пыхтя перелезают через торосы и взбираются по скользким ступенькам.
У прилавка терпеливо потеет небольшая очередь. Бубнит радио. Хозяйка сластей с протестным бейджиком "продавец Мясоедова", свесив щеки, угрюмо роется в коробке с жевательными конфетами.
- Челюстей нет! - сердито говорит она лысоватому покупателю.
Семейного вида мужчина покладисто отзывается:
- Тогда двести грамм костей и червяков.
Прячет в портфель пакетик разноцветных мармеладных пакостей, забирает от батареи санки, с которых уже натекла лужа, и ныряет в метель. Через стеклянную дверь видно, как он пробирается по тропинке к детскому садику.
Продавец Мясоедова не торопится. Куда ей спешить. У нее впереди вечность. Уходит в подсобку. Нехотя возвращается. Сладкоежки томятся. Всем хочется горячего чаю с пирожными, а ругаться не хочется.
- Мятных пряников полкило, будьте любезны, - просит дама в шляпке. - А они свежие? А когда привезли?
Продавщица молча водружает на весы постылые пряники. Дама быстро воровато тычет в них твердым пальцем.
Две девочки лет по пятнадцать впереди меня вполголоса обмениваются жизненным опытом. Та, что в короткой сиреневой шубке и сапогах-борфортах, над которыми повязаны обрезки черных кружев, объясняет подружке в черной спортивной шапочке: "Мужчины бывают двух типов - андрогинные и маскулинные".
На этих ее словах дверь открывается, и в клубах пара появляется новый покупатель: накачанный, холеный, коротко стриженный пижон лет сорока в спортивной красной куртке нараспашку - видно, только что выскочил из машины.
Совершенно андрогинный и маскулинный.
Подружки с открытыми ртами взирают на него снизу вверх и принюхиваются к дорогому парфюму. Продавщица ныряет под прилавок и выныривает, торопливо пришлепывая накрашенными губами. Красавец в джемпере, не обращая внимания на произведенный им фурор, скучающе изучает витрину с тортами.
И тут в магазин входит пальто, давно забывшее свой цвет, и пухлая мохеровая шапка. То, что во всем этом находится, такое маленькое и сморщенное, что не сразу даже видно. Старушонка целеустремленно семенит к прилавку. Продавщица вытаращивает глаза и всплескивает руками, явив поразительный для нее взрыв эмоций:
- Рыба моя золотая!!! Да куда же ты... Да я ж тебе сказала, что не надо!
Старуха, моргая серенькими, похожими на мышат глазками, непреклонно протягивает артритную лиловую лапку и высыпает на блюдечко мелочь.
- Да мороз же! Куда ты в снег-то!..
- Никогда у меня долгов не было. И не будет! - надтреснутым голоском отрезает визитерша.
Стриженный пижон, внимательно, слегка подняв брови разглядывающий облезлую лису - на воротнике бабкиного пальто, со странным выражением - не то жалость, не то зависть - замечает:
- Разве ж это, бабка, долги...
Старуха поджала губы. Серые мышата превратились в геральдических львов. Она с трудом подняла подбородок и, усмешливо глядя на собеседника, проронила:
- Да какие бы ни были, деточка. Какие бы ни были.
Journal information