ne_sbylos
В немецком языке есть два, казалось бы, синонимических термина, однако их различие весьма значительно.
VERFREMDUNG означает становление-другим, чуждым самому себе, то есть отчуждение в буквальном смысле; тогда как ENTFREMDUNG означает лишение [dépossession] другого, то есть потерю всякой инаковости.
Так вот, намного серьезней быть лишенным другого, чем себя.
Утрата другого хуже, чем отчуждение, это смертельное повреждение [altération], вызванное отменой самой диалектической оппозиции. Неустранимая дестабилизация, дестабилизация субъекта без объекта, того же самого без другого — это полный стазис [другого] и метастазирование того же самого.
Печальная судьба как для индивида, так и для наших самопрограммирующихся и автореферентных систем: больше нет противника, нет враждебной окружающей среды — окружения вообще нет, нет внешнего [extériorité].
Это все равно, что отделить биологический вид от его естественных хищников [prédateurs]. Лишенный этой напасти, он может лишь уничтожить сам себя («саморасхищением», «хищнической эксплуатацией» [déprédation], так сказать).
Поскольку смерть — самый главный естественный хищник, вид, который мы стремимся любой ценой обессмертить, вырвать из лап смерти — а именно это мы делаем при помощи всех наших технологий замещения [substitution] живого [искусственным] — обречен на исчезновение.
Лучшая стратегия чтобы избавиться от кого-то, — это устранить все, что ему угрожает, потому что таким образом со временем он утрачивает и все свои средства защиты; именно эту стратегию сейчас мы и применяем по отношению к самим себе. Устраняя другого во всех его проявлениях (болезнь, смерть, негативность, насилие, странность), не говоря уже о расовых и языковых различиях, устраняя все сингулярности во имя распространения полной позитивности, мы занимаемся устранением самих себя.
Запустив цепную реакцию позитивности, мы запустили в то же время и ее побочный [effet pervers], но совершенно взаимосвязанный [cohérent] эффект — интенсивную вирусную патологию. Потому что вирус вовсе не проявление негативности, напротив, он возникает из избытка позитивности [ultra-positivité] и является ее смертоносным воплощением. Это мы упустили из виду, так же как метаморфозы зла, которые, словно тень, неотступно следуют за развитием [progrès] разума.
Эта парадигма субъекта без объекта, субъекта без другого отмечается во всем, что потеряло свою тень и стало транспарентным для себя самого, вплоть до девитализованных, лишенных сущности субстанций: в сахаре без калорий, в соли без натрия, в жизни без вкуса [sel], в следствии без причины, в войне без врага, в страсти без объекта, во времени без воспоминаний [mémoire]; — во что мы все превратились.
Мы стали, по крайней мере виртуально, властелинами этого мира, но объект этой власти, конечная цель [финальность] этого господства — исчезли.
/Жан Бодрийяр | "Совершенное преступление"/
Journal information