Основы психологии познания | Часть №1
Основы психологии познания | Часть №2
✔️ ИСТОКИ КОГНИТИВНОЙ НАУКИ
Попытки построения психологии по образцу физики и химии, как мы видели, хотя и привели к созданию основ научной методологии и организационному отделению психологии от философии, но не обеспечили ее стабильного развития, которое вновь и вновь ставилось под сомнение с позиций функционалистских направлений, ориентирующихся скорее на биологические дисциплины, а также со стороны ценностно-ориентированных подходов: от ранней «понимающей» психологии до многочисленных вариантов гуманистической психологии второй половины 20-го века.
В этом разделе мы попытаемся описать другой источник идей современной когнитивной науки, включая и когнитивную психологию. Эта, отчасти альтернативная линия влияния прорисовывается значительно менее четко, чем линия, ведущая к позитивизму и неопозитивизму. Ее истоки следует искать в конце 18-го века, когда в европейской культуре возникла широкая негативная реакция на наметившиеся итоги Просвещения и на Новое время в целом.
Концентрированное выражение эта реакция нашла в таком получившем максимальное выражение в первой половине 19-го века общекультурном явлении, как романтизм.
Можно выделить четыре принципа, отличающие эстетику романтизма от других современных ему культурных течений:
- Первый принцип состоит в подчеркивании сложности, часто загадочности мира, а не раздробленности на атомарные элементы. Для романтиков (как ранее для Аристотеля и впоследствии для гештальтпсихологов) целое, безусловно, больше суммы частей. Признаком этого отношения служит использование прилагательного «живой»: живая природа, живой организм, живое слово.
- Вторым принципом является подчеркивание активности и постоянного становления, развития. Вместо поиска «мировой формулы» романтики ищут «мировую душу». Происходит как бы удвоение мира: в центре внимания романтиков находится не только и не столько реальное (Istwert), сколько возможное и должное (Sollwert). Развитие есть целенаправленное и целесообразное изменение природы в направлении воплощения моральных и эстетических идеалов.
- Третий принцип — культурно-историческая специфичность. Стилизованные шотландские баллады, испанские рыцарские романсы (собственно и давшие название данному направлению) и разнообразные «песни западных славян» составляют прототип ический материал романтической литературы.
- Четвертым принципом, отражающим общие установки романтизма, является примат личности, рельефно выраженный в популярной среди романтиков социальной метафоре Шекспира: «Всякий человек — это малое королевство».
Если философские предшественники романтиков рассматривали сознание как зеркало, пассивно отражающее падающие на него извне воздействия, то сами романтики впервые предложили рассматривать его как лампу, освещающую жизненный путь и формирующую индивидуальный опыт.
В этом же контексте в философии впервые стало подчеркиваться значение индивидуальной активности.
Иоганн Готлиб Фихте (1762—1814) поставил в центр своей философской системы свободное действие и личность, одновременно попытавшись преодолеть индивидуализм этических воззрений Канта. Деятельность получила в работах Фихте статус надиндивидуальной протосубстанции, первичной по отношению к картезианским субстанциям материи и мысли.
Это новое понимание с блеском выразил основатель романтизма как художественного течения Новалис (Фридрих фон Харденберг, 1772—1801): «Деятельность и есть собственно реальность. Понятие личности (Identitat) должно включать понятие деятельности. Тому, что я есть, я обязан деятельности. И для деятельности справедливо правило, что она должна рассматриваться в ее связях, а не в отдельности. Она всегда есть отношение к предмету и к собственному состоянию».
Действительность «берется только в форме объекта или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно». В деятельности человек «не только изменяет форму того, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинить свою волю».
/Карл Маркс/
Фридрих Вильгельм Шеллинг (1775—1854) полагал, что различные частные науки связаны между собой круговой зависимостью, в силу чего биология и психология должны играть при объяснении природы не меньшую роль, чем физика и химия. Эта система междисциплинарных взглядов, в известной степени, представляла собой возвращение к рассмотрению природы в духе несколько осовремененного телеологизма Аристотеля.
Мощную поддержку натурфилософии оказали работы создателя первой целостной концепции эволюции и даже самого термина «биология» Жана Батиста Ламарка (1744—1829), для которого основным двигателем развития видов было стремление природы к совершенству.
До сих пор остался актуальным поставленный Шеллингом вопрос о том, является ли при всех условиях безусловно целесообразной методология аналитического редукционизма, то есть стратегия расщепления изучаемого феномена на все более дробные составляющие.
В.Освальд выдвинул аргумент, повторявшийся многими психологами, от отвергавших аналитический подход гештальтистов. Согласно этому аргументу, для объяснения свойств воды (скажем, того, что она позволяет тушить огонь) важно вовремя остановить процесс анализа на уровне молекулы воды, так как дальнейший анализ, то есть выделение кислорода и водорода, приводит к выявлению веществ, обладающих совершенно другими свойствами (поддерживают горение).
Функциональное объяснение позволяет понять картину наблюдаемого поведения не как ассоциативную цепочку чисто механических реакций на гипотетические атомарные стимулы, а как гибкую структуру процессов, направленных на достижение главных и промежуточных целей, реализующих прикрывающие маневры, выравнивающих нарушенное в результате собственной активности равновесие, обнаруживающих реликты предыдущих приспособлений и т.д.
Представители натурфилософии первыми заинтересовались отношением филогенеза и онтогенеза. Разнообразие форм жизни и принцип развития были объединены представлением о рекапитуляции, то есть быстром повторении основных фаз эволюции в процессе индивидуального развития.
Стэнл Холл (1844—1924) попытался прямо сопоставить этапы онтогенеза ребенка с эволюционным развитием биологических видов. Джеймс Болдуин (1861—1934) напротив, подчеркивал роль социальной имитации. У него, кстати, можно найти практически весь понятийный аппарат разработанной позднее Жаном Пиаже теории интеллектуального развития (например, такие понятия, как «аккомодация», «ассимиляция», «циркулярная реакция», «схема»...), а также общее представление об умственном развитии ребенка как переходе от стадии прелогичного к стадии логического, а затем и к стадии «сверхлогического», или формального мышления. В последнем случае содержание мыслительных операций перестает играть какую-либо роль, остается лишь их голая оболочка, или форма — отсюда термин формальное мышление.
Сам Пиаже был убежденным приверженцем романтической идеи единства (круговой взаимосвязи) наук и очень широкой аналогии между филогенезом, историческим развитием науки и онтогенезом интеллекта ребенка. В основу его теории онтогенеза было положено представление о спонтанном развитии ментальной логики в сознании ребенка. Коррективы в эти представления были внесены так называемым культурно-историческим подходом в психологии, создатель которого, Лев Семенович Выготский (1898—1934), подчеркнул очевидное различие условий возникновения исходных филогенетических достижений и культурного развития ребенка в онтогенезе. Обе теории до сих пор служат примерами двух различных подходов к проблемам развития. Как Пиаже, так и Выготский сочетали интерес к психологии со знаниями других дисциплин, а именно биологии и лингвистики.
• От натурфилософии к нейропсихологии.
По мнению H.A. Бернштейна, вопрос «для чего?» имеет при изучении процессов двигательной активности не меньшее значение, чем вопросы «что?» и «как?». Такой подход совершенно явно противостоит редукционистским попыткам сведения поведения к атомарным, далее не разложимым составляющим: «рефлекс — не элемент действия, а элементарное действие».
Согласно М.М. Бахтину (1895—1975), всякое высказывание, участвующее в процессах живого человеческого общения и мышления, внутренне диалогично. Строя высказывание, мы стараемся рефлексивно предвосхитить возможный ответ. Этот предвосхищаемый ответ, в свою очередь, оказывает воздействие на наше высказывание — мы парируем возражения, которые предвидим, прибегаем к оговоркам и т.п.
Иными словами, в процессе речевой коммуникации мы всегда учитываем интеллектуальный и эмоциональный фон восприятия нашей речи собеседником — то, насколько он осведомлен в ситуации, его знания и убеждения, его предубеждения, интересы, симпатии и антипатии. Подобный учет прежде всего определяет выбор жанра высказывания, композиционных приемов и лишь затем-собственно языковых средств, семантики и синтаксиса высказывания. Бахтин особо подчеркивал, что для понимания наиболее сложных форм речемыслительной деятельности необходимо исследовать поэтическую речь: «Только в поэзии язык раскрывает все свои возможности, ибо требования к нему здесь максимальные: все стороны его напряжены до крайности, доходят до своих последних пределов; поэзия как бы выжимает все соки из языка и язык превосходит здесь самого себя».
Дональд Хэбб (1904—1982), создатель термина нейропсихология, риторически спрашивал: «Почему психология должна быть проще, чем ее большие сестры — физика и химия?». И приводил следующий аргумент: «Большой мозг, как большое государство, не может просто делать простые вещи».
Хэбб предложил в классическом труде «Организация поведения» распределенную модель хранения опыта с помощью множества одновременно активируемых при решении некоторой задачи нейронных (клеточных) ансамблей. (Эти представления интенсивно используются сегодня в когнитивной нейрофизиологии, в частности, в так называемых коннекционистских моделях). Связь нейронов и их «коммутаторов», синапсов, может быть, с этой точки зрения, временной и функциональной, а не только пространственно-анатомической.
Несколько позднее, уже в 1970-е годы, Карл Прибрам выдвинул предположение о распределенном хранении информации по голографическому принципу, когда хранение обеспечивается фиксацией интерференционных узоров волн активации в массе нейронов коры.
Интересно сравнить эти представления со взглядами Александра Романовича Лурия (1902—1977). Центральным для него является понятие функциональной системы. В этом понятии «функциональность» означает включенность в деятельность, направленность на решение определенных задач.
- «Системность» означает сложную соподчиненность — координацию — задействованных мозговых и даже внемозговых («экстрацеребральных») компонентов. В существовании последних нет ничего мистического, речь идет о возможных внешних средствах и источниках поддержки, от узла на платке и записной книжки до другого человека, готового вмешаться и помочь.
- Системность также означает неприемлемость как жесткого локализационизма, так и полного отрицания специализации мозговых структур. Специализация имеется, но она подчиняется целям действия и может меняться в ходе развития. В результате возможны случаи, когда некоторая мозговая структура будет включена в целый ряд функциональных систем, а одна и та же система будет вовлекать в решение задачи в разные моменты времени различные анатомические структуры.
С другой стороны, одна и та же задача может решаться с помощью различных стратегий организации активности, вовлекающих разные мозговые структуры. Запоминать можно опираясь на внешние предметы-знаки, выделяя акустическую ритмику сообщения, а также применяя сложные стратегии образного или понятийного кодирования. Слово можно читать букву за буквой, а равно пытаться распознать его в целом, как сложный зрительный паттерн, или угадать из контекста. Все это вовлекает в работу очень разные мозговые структуры, причем различные культуры письменности специфически поддерживают лишь некоторые из этих способов.
Николай Александрович Бернштейн называл свою концепцию физиологией активности. Его вклад в когнитивную науку прежде всего связан с анализом того, что обычно считается «низшими» психофизиологическими функциями, а именно с изучением разнообразных вариантов и форм двигательного взаимодействия с окружением.
Очень краткое «резюме» уровневой архитектуры сенсомоторных процессов, как ее понимал Бернштейн:
Другой влиятельной концепцией, была теория деятельности А.Н. Леонтьева. Эта теория разделяет поток активности человека на три взаимодействующих слоя:
- Деятельности, имеющие молярный характер и направленные на до стижение стратегических, часто неосознаваемых мотивов (вопрос «для чего?»);
- Действия, направленные на достижения промежуточных, осознаваемых целей (вопрос «что?»);
- Более дробные, тактико-технические операции, которые приспосабливают действие к конкретным условиям достижения цели и в привычных условиях не осознаються (вопрос «как?»).
Для когнитивной психологии особенно существенна постановка Леонтьевым вопроса о возможной расчлененности высших психических функций на две подсистемы. Леонтьев провел важное различение между значением и смыслом. Оно внешне напоминает некоторые различения в формальной логике и семиотике, однако фактически отлично от них и глубоко психологично. Если значение (речевое значение) является единицей фиксированного в языке общественно-исторического опыта, то под смыслом имеется в виду «личностный смысл» — субъективное отношение к ситуации, которое может отличаться и обычно отличается от нормативно общественного. Как значение, так и смысл являются, по мнению Леонтьева, равноправными образующими индивидуального сознания.
Тем самым А.Н. Леонтьев фактически предположил существование некоторого более высокого уровня управления поведением, чем традиционные, опосредованные речевыми значениями высшие психические функции в понимании Лурия.
Существование особого механизма реализации личностного отношения могло бы скорректировать некоторые, типичные для части когнитивной психологии и более ранних подходов (особенно ассоцианизма и бихевиоризма) представления о центральной роли прошлого опыта — «знаний» — в детерминации поведения. Как отмечает Леонтьев, при достижении личностного уровня развития меняется отношение человека к своему прошлому: «Вопреки своей распространенности, взгляд на личность как на продукт биографии человека является неудовлетворительным... Упускаеться главный психологический факт, а именно что человек вступает в отношение к своему прошлому, которое по-разному входит в наличное для него — в память его личности».
Карл Бюлер выступил за объединение трех линий исследований:
- субъективной (традиционная экспериментальная психология сознания по образцу и подобию вюрцбургской школы психологии мышления);
- объективной (исследования поведения человека и животных);
- культурно-исторической (психология народов, продуктов деятельности и языка в продолжение поздних работ Вундта).
Общим форматом такого объединения, по мнению Бюлера, должна была бы стать психологическая теория действия, в которой он подчеркивал аспект когнитивной целесообразности действий человека. Различие целенаправленной и целесообразной активности иллюстрирует следующий пример: собака, лающая на локомотив, делает это хотя и целенаправленно, но не целесообразно.
Согласно его точке зрения, значение — это то, что мы узнаем о Мире посредством и через среду языковых знаков.
Карл Поппер подчеркнул значение теорий в процессах эмпирического познания. От Фрэнсиса Бэкона до бихевиористов и представителей логического позитивизма (неопозитивизма) в науке доминировало представление о необходимости строго индуктивного, полностью непредвзятого описания фактов.
Поппер выдвинул ставший широко известным методологический принцип фальсифицируемости теорий, согласно которому всякая научная, основанная на эмпирических данных теория должна допускать возможность ее опровержения. Ирония состоит в том, что применение этого принципа к взглядам его учителя Бюлера могло бы быть затруднительно в силу их чрезвычайной общности.
Коллеж де Франс Пьер Жане (1859—1947) продолжил функционалистские исследования эмоций, воли и памяти, начатые его учителем Рибо, и связал их с идеями французской социологической школы конца 19-го — первой половины 20-го века. Для представителей этой школы формирование психики и поведения человека определялось культурно-историческими факторами. К этим факторам относились как материальные продукты деятельности, так и характеризующие определенную культурно-историческую среду идеальные объекты — социальные представления.
Жане попытался создать всеобъемлющую теорию эволюционного развития и иерархического строения психики (от рефлексов до социально обусловленных интеллектуальных действий), основанную на понимании психологии как науки о поведении. Однако в отличие от бихевиористов он не сводил поведение к двигательным актам, подчеркивая интегративную роль сознания, в особенности применительно к высшим формам поведения. Такими высшими формами поведения, по его мнению, являются опосредованные сначала примитивными знаками (по типу зарубок на дереве или завязанных «на память» узелков), а затем и речевыми значениями воля, память, мышление и самосознание.
Возникновение языка Жане связывал с развитием памяти и в особенности, представлений о времени. Мышление генетически становится заместителем реального действия и опирается в своих развитых формах на внутреннюю речь.
Фредерик Бартлетт (1886—1969) обнаружил, что память никогда, за исключением случаев цитирования хорошо известного текста, не бывает буквальной, так что воспроизведение обычно сопровождается изменениями исходного материала. Изменения включают не только отдельные пропуски (забывание), но и качественные модификации и даже введение совершенно новых фрагментов. При произвольном воспоминании некоторого эпизода человек сначала восстанавливает общее эмоциональное отношение к нему, а затем, используя свой прошлый опыт, реконструирует и, отчасти, конструирует детали. Такая конструктивная перестройка приводит материал в соответствие с социокультурными нормами и стереотипами, принятыми в данной среде. Поэтому воспроизведение одного и того же рассказа оказывается различным у представителей разных этнических и социокультурных групп.
Для объяснения этих данных Ф. Бартлетт воспользовался понятием «схема», которое широко применялось при описании нарушений моторики, памяти и речи, вызванных локальными поражениями мозга. Бартлетт вложил в понятие «схема» более глубокое значение — для него это одновременно и форма обобщенной, социокультурной организации прошлого опыта и инструмент, используемый в выполнении любого хорошо адаптированного поведенческого акта, в том числе процессов решения задач на припоминание. Всякое новое знание пополняет схематическую организацию опыта, который творчески, с элементами непредсказуемой вариативности используется для решения следующих задач. В последнем можно видеть сходство с идеями Канта, который понимал под схемами правила творческого (продуктивного) воображения.
Позднее Бартлетт распространил этот подход и на психологию мышления. Оно понималось им по аналогии со сложными двигательными навыками, но выполняемыми, главным образом, во внутреннем плане. В своих исследованиях Бартлетт первым описал ряд качественно различных форм мышления, таких как мышление ученого-экспериментатора, художника и юриста. Эти профессионально-специфические формы мышления Бартлетт противопоставил так называемому «обыденному» (или повседневному — everyday) мышлению каждого из них. Он также провел очень важное разграничение между мышлением в закрытых (заданные условия необходимы и достаточны для решения) и открытых системах (список условий потенциально бесконечен, а задача не имеет строгого логического, формального решения). В целом, в подходе этого автора постоянно, на протяжении нескольких десятилетий подчеркивалась роль творческих трансформаций материала, семантики и специфического социокультурного опыта, а не врожденных формальных правил, подобных правилам трансформационной грамматики.
/Величковский Б. | "Когнитивная наука: Основы психологии познания"/
Продолжение следует.
Journal information