antimeridiem
Говорят, что в Швеции Карлсона не любят, считают литературой ошибочной. Не должно быть таких героев.
Шутят, что у Малыша «стокгольмский синдром», что он так же полюбил террориста Карлсона, как и заложники иногда любят, становятся заодно. И обвинения тяжелые. Карлсон – манипулятор, а Малыш его жертва, бедный ребенок и не в силах противостоять. А книжка не дает никаких рецептов выхода из этой ситуации, а наоборот предлагает ей любоваться.
Но Карлсон же появился не просто так, он был нужен.
Малышу мало, всего мало.
Дом, любящие родители, брат и сестра, какие ни какие друзья, даже собаку вот в конце концов выпросил. Но сосет изнутри пустота, чего-то явно не хватает.
И в связи с этим вопрос – а можно ли Карлосна улучшить?
Кто бы мог к Малышу прилететь, чтобы заполнить эту пустоту без ущерба. Без манипуляций, без предательств, без прочих пакостей.
Карлсон – это минимальный ущерб.
В этом сказка.
Малыш защищен сюжетом, формой сказки, от тяжелых последствий. Как бы Карлсон ни «шалил», он не даст Малышу свалиться с крыши и не выбьет ему глаз. А без ущерба нельзя, это как паровоз с ограничением на КПД (привет взорвавшийся игрушечной паровой машине).
Житейский паровоз Малыша тупо не ехал.
Ничего не терялось, но ничто и не работало. Этот механистический образ неизбежен, как неизбежна кнопка и пропеллер.
Не может быть Карлсона с крыльями!
И добрым он тоже не может быть.
Он должен бурлить как кипяток, распирать котел, быть готовым взорваться. Тогда поедет. Наверно жизнь малыша могла бы работать на другом топливе. Если бы он был чем-то увлечен, заинтересован, придумывал всякие затеи как герои рассказов Носова или Драгунского.
Но это как раз настоящие сказки.
Жизнь детей по преимуществу вот такая маята, как у Малыша. Благополучная кашеобразная жизнь.
На одном добре далеко не уедешь.
И это, конечно, почти невозможно признать.
Journal information