wonderbull 
Я намеренно включил этот пост в свой журнал, что бы показать внутренние течения в российском обществе. Течения если может и не понимаемые, то точно имеющие шанс быть воспринятыми перестроечным поколением практически во всех станах бывшего СССР. Пост написан 13 ноября 2013 года, что знаково и объясняет поддержу российским обществом аннексии Крыма, да и дальнейшую политику "Кремля".
Еще не зная цены, не понимая последствий на уровне "кухонных" разговоров, данная точка зрения скорее всего и является идеей "Русского мира".
Культура воспитания советского человека была насыщенной с раннего детства. Над агитпропом трудились лучшие умы современности — наиболее талантливые авторы, композиторы, художники, поэты, отобранные из 3 поколений активных советских людей. От громовержущих Горького и Маяковского до пастельных гуманистов Крапивина и Алексина, от трогательных сказок полевого командира Гайдара до «Почемучки» и «профессора Фортрана» — все это великая советская детская литература. И каждое последующее поколение пропагандистов и педагогов — шлифовало и оттачивало опыт предыдущего, каждое — наращивало инструментарий.
Они целеустремленно гранили человека будущего. И мы — последняя разработанная ими опытная модель. Другого такого поколения не было. На нас все закончилось.
Светлое будущее отменили. Раздали утешительные ваучеры, которые никому не пошли впрок.
Итог: сегодня на каждого постсоветского молодого человека лет тридцати найдется советская патриотическая песня, от которой у него защиплет в носу. Или фильм. Или стих.
Отсюда и — «Очень хочется в Советский Союз — ядерный, страшный, большой, коварный».
Хорошо это или плохо? По-моему, в этом — исторический шанс.
России, как ее ни назови, объективно нужно быть ядерной, страшной, большой и коварной. Потому что, как оказалось (и многие со временем это заметили), в свободном мире довольно стремно быть няшей: не сожрут, так понадкусывают.И вот со всей этой чередой возрастных инсайтов, тенденций и предметов для ностальгии мы въезжаем в эпоху перемен.
Кроме того, России объективно нужно оставаться социальным государством — ну, хотя бы внешне стремиться к этому. Без социальной инфраструктуры в наших широтах не выживешь: население отморозишь.
А ведь у «Красного Монстра» нашего детства были свои достоинства. Вроде улиц, на которые совершенно не страшно отпускать детей, и даже без мобильников. И вообще монстр-то наш был довольно пушистый. И заботливый. И предусмотрительный. Скажем, не устраивал депортационных лагерей и факельных шествий, а спокойно трудоустраивал и лечил таджиков и узбеков по месту их жительства. Не самый хитрый процесс, но «свободные нации» аналогичный настроить отчего-то никак не могут. Включая, впрочем, и русскую...
И именно благодаря советским установкам, «доброта и ум» государства у нас предполагаются ориентиром по умолчанию. Между тем, существуют, как мы теперь на своей шкуре знаем, и иные форматы государства, при которых забота о населении необязательна. И многие признаки указывают на то, что наше «пост-социальное государство» постепенно дрейфует в этом направлении. Неудивительно, что бывшие советские сопротивляются: государство для России — система жизнеобеспечения, отдавать последний скафандр и акклиматизироваться в открытом космосе общество не готово.
На нее-то и выпадает заря активности поколения «последних советских».
(Как ни чести нынешние власти, они в любом случае не вечны. Что за смену они растят себе сами — вопрос отдельный; править Бурматовы очевидно не будут, потому что «брежневский бэби-бум» — явление демографически значимое, и так просто всех пассионариев этой волны не задвинешь).
Демографически получается, что в течение ближайших 10 лет в России так или иначе интегрируется в социальные структуры высокого уровня (получит заметные руководящие посты в промышленности, на госслужбе, в бизнесе) последнее советское поколение.
А ведь это — поколение последних пионеров, заставших наиболее распространенный тип советских лагерей и дворцов — пионерские.
Поколение дворовых Неуловимых Мстителей, Электроников, мушкетеров, Гостей из Будущего, монахов Шаолиня, — смотря что недавно показывали по ЦТВ. Поколение наивных мистиков, пересказывающих друг другу не кислотные бредни, а истории Красной Руки и Черной Простыни, про Черного Альпиниста и про инопланетян, и вызывающие на эфирную связь дух Пушкина. Поколение скептиков, верящих науке, а не суеверию или религии. Последние из граммарнаци, которых еще учили, что как пишется. Последние из Ордена Хранителей в памяти Корпуса Текстов Советской и Прогрессивной Зарубежной Фантастики.
Последние из Землян, кто хотя бы представляет себе, что все люди — братья, а в конце истории вообще-то должны были быть не прибитые к Красной Площади яйца, и даже не удвоение ВВП, а прямо вот всеобщее светлое будущее.
Причем эти мои сверстники, последний штамм советской цивилизации — в большинстве своем до сих пор неплохие люди.
Пионеры, в чем-то поверившие Цою, но так и не предавшие Чебурашки.
Отсюда проистекает упомянутая в зачине фича нашего поколения.
Советское литературоцентричное детство, школа, система передач телерадиовещания (от «Радионяни» до «Юности», со всеми остановками на «Пионерскую зорьку» и «Будильник»), Союзмультфильм и сеть специализированных киностудий выращивали совсем других людей, нежели те, чьи родители в условиях педагогического хаоса 90х попали под Спока и Монтессори. Еще сильнее отличаются от нас, последних из книгочеев, представители гиперподключенного поколения нулевых, воспитанные уже повсеместно доступным «рейтинг-ориентированым» телевизором, и не менее доступным и «рейтинг-ориентированным» интернетом.
Разница эта определила уникальный интеллектуально-психологический облик поколения. Помимо наличия более сложного аппарата морально-этических установок, бывший советский школьник по сей день более информирован об окружающем его мире, об истории, о Вселенной и обо всем таком.
О Самых Главных Вопросах.
И получается, что у советского школьника последнего поколения — самый широкий из активных слоев населения горизонт обзора.
Кстати, именно поэтому многие явно или незаметно для себя просоветские граждане так вскинулись на Ливию и Сирию: им понятен масштаб угрозы.
Люди же «ельцинской» эпохи во время оно, видимо, пытались перестроить свое восприятие с советского на «современное, западное», и где-то на этом пути не справились с объемами информации. Отчего и приняли себе за мировоззрение — оголтелый западный агитпроп. Просто в силу его легкодоступности. Been there, done that.
Так или иначе, результатом посттравматического преобразования аксиоматики части советских людей (мы их нынче зовем «либералами») стало резкое сужение кругозора. Максимум амбиций — урбанистика на подсосе у Мэрии.
Неудивительно, что проблематика последовательного разрушения очагов цивилизации в арабских странах представителям этой категории граждан далека, чужда и незаметна, мусульманская угроза для них — это ввезенный кровавым режимом для замещения их любимых смуглый дворник у подъезда, ежедневным жертвам американских дронов они также не сочувствуют, и вообще, «кому мы нужны, давайте сдадим Арктику и все ракеты».
Легко понять, что «детей покемонов», т.е. поколение 00х, «последние из октябрят» на данный момент тоже бьют в пространстве возможностей. Хотя бы потому, что последним советским сейчас 30-40, и многие нашли свое место в жизни (что молодежи будет сделать только труднее, если судить по западному опыту «стареющего общества»).
Таким образом, в течение ближайших 10-15 лет страна имеет все возможности пойти курсом, который определит выдвигающееся поколение последних советских людей [разной степени сохранности]. Это ли не исторический шанс?
И важное преимущество: только у последнего советского поколения есть за плечами некое общее поле смыслов, комплект ролевых моделей, единая структура ценностей — не применяемая на практике, но не забытая. Эталонная «Судьба барабанщика», записанная на подкорку. Кодекс строителя чего-то неопределенно-хорошего, для всех, даром, и чтобы никто не ушел обиженным.
У всех остальных ныне живущих поколений, действующих на подлунных подмостках или только вступающих в жизненную игру, нет никакой системы ценностей, на которую они могли бы опереться.
Отсюда — и ватаги воинственной молодежи «на говне» и в фашистских британских брендах, с мутными представлениями о реальности, в поисках идентичности, названия которой они не знают.Короче, разброд и шатание.
Отсюда же — и метания творческой интеллигенции. Посмотрите на «выпавшего из обоймы» Кашина: мечется человек от сурковщины к либеральщине, а оттуда — к «Русскому полю экспериментов». И что же за эксперимент в итоге он собрался помочь поставить? Запуск Спутника через Погром? Непоследовательно, не взлетит. Попробуйте еще вернуть царя, вон треть населения уже и не против.
Отсюда же — и навсегда отбывающие в Таиланд расслабляться активисты гражданских проектов Навального. Энтузиазм есть, а ценности за ним нет. Вышло из моды — снимите это немедленно.
Так или иначе, сейчас, когда спираль истории заходит на новый виток, мы входим в зону турбулентности. Поколенческий конфликт во власти вышеописан, геополитическая ситуация нестабильна, социальная система не в лучшем виде, в экономике пророчится глобальный швах, ввиду чего довлевшие 20 лет глобалистские идеологические концепции исчерпали себя. Россия же устала от прозябания, нарожала детей и жаждет рвануть вперед. Никакой рубежной задачи или цели фрустрированному обществу при этом не предложено, — и оно, как собака на блох, бросается на мелкие проблемы, кусая себя самое. Вакуум идей требует заполнения, и самотеком заполняется всяким опасным сором.
В таких исторических условиях обычно начинаются войны, или устанавливаются авантюристские фашистские режимы. Если ничего не предпринимать. Но вообще-то нас не так учили — «взирать хладно», когда «Родина Опасносте!»
И наличие у нашего поколения некоей общей идеологической основы, — даже не платформы, просто системы координат, — это наше огромное историческое преимущество. «Сам погибай, а товарища выручай» (откуда на самом деле черпает силы кричалка «один за всех»...), «Измена Родине — это страшное преступление», «Человек рожден для счастья, как птица для полета», и «Нельзя стать счастливым среди боли народной» — это основа, к которой всегда можно апеллировать. Постепенно это даст о себе знать.
А в сочетании с появившимся у многих личным опытом:
«счастлив я был не на Мальдивах с коктейлем в руке, не в банке с выпиской со счета, а под Новый год, у сияющей елки, в Великом Могучем Советском Союзе, в хлопчатобумажных жутких колготках, под одеялом, с фонариком, над доброй хорошей книжкой про космическое будущее Человечества» -...это создает для нас уникальную ситуацию.
Может быть, мы — не последний штамм забытого и заброшенного советского эксперимента по выращиванию идеального человека, а семена, посланные нашими мудрыми предками в будущее.
Чтобы прорасти — и сделать будущее возможным.
Journal information