alexandrov_g
Передача КОРОНЫ Часть №1
Итак, об инициативе в Игре. Сама по себе послевоенная политика США изначально строилась как единое целое, да по другому и быть не могло. Людям свойственно недооценивать внутреннюю политику государства, в котором они живут и переоценивать политику внешнюю и происходит это не только по причине убеждённости отдельного человека в превосходстве его умственных способностей в сравнении с каким-нибудь ничтожным Киссинджером, но и потому, что само государство отвлекает умы подданных от дел внутренних на громкие "международные события", хотя элементарная логика подсказывает нам, что вовне государство может делать не больше того, что позволяет ему внутреннее положение вещей. В государстве, стремящемуся к идеалу, внутренняя политика должна уравновешивать внешнюю и наоборот. И если вы хотите быть сильным на международной арене, то вам поневоле приходится предпринимать шаги к усилению себя внутри. А если слабеет государственный организм, то неизбежно падает и его внешнее "влияние", всё это вещи очевидные, но при всей очевидности и бесспорности соблюдать этот баланс удаётся далеко не всем.
Так вот американцам после войны удалось требуемый баланс "поймать". Они связали интересы внутриполитические с интересами внешнеполитическими и на обоих направлениях добились поставленных целей. В деталях прячется не только дьявол, но и вообще всё, так что давайте покопаемся именно в них, в деталях, так как в головах человечества сложность тогдашних событий подменена глупой чёрно-белой картинкой и тому тоже есть причина, поскольку не только тогда, но даже и сегодня Холодная Война выдаётся за "невойну".
12 марта 1947 года, по прошествии менее чем трёх недель после получения известия о том, что Англия бросает Европу то ли на произвол судьбы, то ли на произвол Сталина, официальная Америка вербально оповестила мир о решении "вернуться в Европу". Произошло это в виде обращения президента Трумана к обеим палатам Конгресса. Формально обращение было посвящено "выбиванию" из Конгресса необходимых для оказания Греции и Турции экономической и финансовой помощи в сумме 400 млн. долларов. Люди, умом простые и посегодня считают, что где-то в Америке стоит "печатный станок", на котором американцы могут в любой момент напечатать денежных знаков столько, сколько им вздумается, но в суровой реальности деньги на Америку с неба не падают и на полях Айовщины не растут, и более того, в США существует такая штука как бюджет, в котором на годы вперёд расписан каждый цент и для того, чтобы в 1947 году найти требуемые 400 млн. долларов, следовало на эту сумму сократить какие-то статьи бюджета.
Дополнительная сложность заключалась в том, что на предшествовавших речи Трумана выборах большинство в обеих палатах Конгресса было захвачено республиканцами, а Труман, напомню. был демократом, которому республиканцы рады были "вставить фитиль". И к этому не очень благородному, хотя по-человечески и понятному желанию примешивалось ещё и то, что все поголовно сенаторы и конгрессмены республиканцы выиграли выборы в Конгресс исключительно благодаря лозунгам, отвечавшим массовому запросу американского избирателя, требовавшего "изоляции" и предоставления внешнего мира его собственной судьбе.
В сложившейся ситуации попытка выпросить у Конгресса 400 млн. выглядела совершенно безнадёжной, а между тем для администрации Трумана этот вопрос превратился в стержень, в "гвоздь программы", поскольку решение было принято и была уже даже выработана политика и потеря времени означала, что Греция бы "посыпалась" и возвращение в Европу из возвращения в форме "экономической помощи" превратилось бы в возвращение армией, а армии у США в 1947 году фактически не было, армия была демобилизована, не говоря уж о том, что военное вторжение обошлось бы куда дороже во всех смыслах, в том числе и в чисто финансовом. И если за республиканцами стоял избиратель с его чаяниями "жизни, свободы и стремления к счастью", то Трумана, помимо счастья для всех заботили и более приземлённые вещи. Такие, например, как атомная бомба. После войны была затеяна масштабнейшая военная реформа и считалось, что пока она продлится, Бомба будет служить "сдерживающим фактором". Несмотря на это, США, как и любое серьёзное государство, окажись оно на их месте, рассматривали могущие иметь место различные сценарии возможных конфликтов, в том числе и конфликт с СССР.
Поскольку Европу взялись "держать" англичане, то у американцев до поры голова о европейцах не болела, а на Дальнем Востоке атомную бомбу можно было использовать именно в узком военном смысле. "Где тонко, там и рвётся." По всей видимости по этой причине на испытания на атолле Бикини в 1946 году в числе прочих были приглашены и советские представители, которые могли собственными глазами посмотреть на атомный взрыв и его последствия. Однако, когда Англия заявила о своей несостоятельности, американцам пришлось начать думать и о Европе тоже и они тут же столкнулись с проблемой размещения ядерного оружия. Думали они об этом и раньше, но, пораскинув мозгами, пришли к выводу, что если в Европе разразится полномасштабная война, то для применения на европейском театре ядерного оружия им придётся его предварительно завезти и разместить на территории Турции или Ирана. Обе указанные страны находились в сфере британских интересов и было понятно, что за завоз Англия что-то запросит, а так как никто никаких бомб в Иран с Турцией в 1946 году не завёз, ясно, что США посчитали то ли уже запрошенную, то ли могшую быть запрошенной англичанами цену неприемлемой. Повторюсь, что в Европу американцы отнюдь не рвались.
Однако теперь, в начале 1947 года, ситуация изменилась самым драматическим образом и Турция выходила "бесхозной". Бесхозность же означала, что Турция отходила либо к СССР, либо... Ну да, именно так - либо. Кроме того, людям рачительным было понятно, что в случае чего размещение ядерного оружия в Турции обойдётся несопоставимо дешевле, чем размещение его же на территории, скажем, Франции. Не забудьте, что на дворе 1947 год и НАТО ещё нет. Из всего изложенного становится понятной дополнительная мотивация трумановской администрации, которой пришлось не только быстро ехать, но и быстро запрягать. И для начала ей требовалось преодолеть сопротивление своего собственного Конгресса.
Советники Трумана думали не очень долго. "Вам следует их напугать" - сказали они, имея в виду Конгресс. Выразились они, вообще-то, даже и покрепче, они посоветовали Труману не просто конгрессменов напугать, а "scare shit out of them." Труман был политиком опытным, а потому напугать кого-то ему было нетрудно, он поднялся на трибуну и произнёс речь, компиляция которой стала известной миру как "доктрина Трумана". Суть её можно свести всего к двум словам - "отбрасывание коммунизма".
"Если мы не остановим коммунизм в Греции, то завтра нам придётся останавливать его на нашем пороге!"
В этом месте следует понимать вот что - в 1947 году не существовало всем нам известной "риторики Холодной Войны". Ещё не были произнесены миллион раз слышанные нами слова, не было дежурных словесных конструкций, не было готовых "образов". Как не было и самого настоящего психоза, начавшегося несколькими годами позже по обе стороны железного занавеса. Не было "охоты на ведьм". Отношения между СССР и США в 1947 году были очень спокойными. Всего пару лет назад американцы радовались советским победам как своим собственным. Всего пару лет назад журнал Тайм писал так: "Russians look like Americans, dress like Americans and think like Americans." Кроме того, что бы ни писали позже, но и личные отношения Трумана и Сталина вовсе не были плохими. Существуют вещи, которые оба говорили для газет, но существует и письмо Трумана жене, где он пишет - "I like Stalin".
Отношения между государствами это не отношения двух людей. Но вот речи произносятся людьми для того, чтобы их услышали другие люди. И для произнесения речей нужны причины, даже и в том случае, если это речь Цицерона.
Гарри Труман произнёс речь и свои 400 млн. долларов на спасение Греции с Турцией он получил. И конгрессменов он напугал тоже. Коммунизм же, не шутки.
Уже в 1919 году на Парижской конференции, в "Версале", Америка продемонстрировала завидное умение превращать в универсальное оружие ту или иную "политическую инициативу", которая, прокламируя что-то одно, на деле преследовала сразу несколько целей. И своим обращением к полному составу Конгресса 12 марта 1947 года президент Труман не только выколачивал срочно потребовавшиеся 400 млн. долларов, но он ещё и "пугал" законодательную власть, а через неё "приводил в чувство" расслабившийся после окончания Второй Мировой народ, и ещё он оказывал давление на советское правительство.
Причём это давление не было давлением вообще, а было оно давлением по конкретному поводу - за два дня до этого, 10 марта 1947 года в Москве отрылась четвёртая по счёту конференция министров иностранных дел, на которой от США присутствовал Джордж Маршалл. Принимающая сторона была представлена Молотовым, Великобритания - Бевином и Франция - Бидо.
Дилемма, перед которой оказались США, будучи поставленными перед фактом "ухода" Англии с "континента", была разобрана повыше и в упрощённом виде она выглядела так - либо США брались сменить Англию в роли "держащего" европейскую послевоенную конструкцию, а это означало необходимость и вытекающую из необходимости неизбежность "поднятия Европы с колен", либо они за это не брались и отпускали европейский утлый кораблик на волю волн. США решили, что будущий хаос в Европе неотвратим и что он потребует их вмешательства, но уже в гораздо худших условиях и что как бы им этого ни не хотелось, но целесообразнее вмешаться сейчас. "Better today than tomorrow."
Кроме того, они отчётливо понимали, что 400 миллионов долларов и Греция с Турцией это только первый крошечный шажок, которым не отделаешься и что если уж браться за предотвращение коллапса Европы, то следует поднимать её всю, не оставляя "поражённых болезнью очагов". Как только наличие задачи было осознано, были найдены и пути её решения. Главным препятствием на этих путях стала позиция СССР. Кремль, громко этого не говоря, на деле продемонстрировал твёрдое намерение нести ответственность за судьбы не всей Европы, а лишь восточной её части. В этом был определённый резон, так как Вторая Мировая уже позволила СССР "физически" присутствовать в странах Восточной Европы и никаких дополнительных шагов в этом направлении ему бы предпринимать не пришлось. Обретённый же восточноевропейский "буфер" оказывался очень выгодным, причём выгодным в любом случае, как бы ни повернулись дела в Европе западной.
Если Западная Европа спасалась и усиливалась, то буфер превращался в препятствие на пути европейской экспансии в любом смысле - экономическом, военном либо культурном. Если же Европа "рассыпалась", то буфер превращался в бастион против хаоса. Забегая немного вперёд замечу, что в Москве больше рассчитывали на второй вариант, в то, что Европа спасётся, там не очень верили.
Так вот на открывшейся в Москве в марте 1947 года конференции все четыре стороны имели свои собственные планы насчёт себя самих и насчёт друг друга, и планы эти совпадали в некоторых частностях, но в общем они были откровенно "разнонаправленными". По понятным причинам наиболее значимыми для судеб Европы были планы США и СССР. Повестка дня Московской Конференции была подчинена "германскому" и "австрийскому" вопросам. Интересы сошлись лоб в лоб на вопросе германском и найти компромисс не удалось, так как ни одна из сторон уступать не хотела.
Суть была вот в чём: американцы, уже решившие Европу спасать, справедливо видели в Германии (пусть и побеждённой и оккупированной) мотор европейского экономического возрождения. Поднимать Европу, не поднимая Германию не представлялось возможным. По этой причине они настаивали на прекращении взыскания репараций с Германии в пользу СССР готовой "текущей" продукцией. Если по-простому, то они говорили примерно следующее - "вы что-то с немцев уже взяли деньгами, вывезли заводы, оборудование, нужных вам людишек, но теперь вы хотите, чтобы они с того, что у них осталось, продолжали отдавать вам часть производимой продукции "натурой", вы их обескровливаете, дайте им подняться, они же должны иметь возможность хоть что-то продавать на сторону."
Однако СССР вовсе не был заинтересован именно в том, чтобы поднялась Германия в частности и Европа вообще. И как раз эту цель и преследовало "обескровливание". Не говоря уж о том, что после того, что творила Германия во время войны на Востоке, никаких моральных препятствий своей политике СССР не видел. И в долгосрочной перспективе такая политика тоже была с точки зрения СССР достаточно выгодной, так как чем слабее будет Европа, тем большие усилия придётся прикладывать тому, кто возьмётся её спасать и тем меньше останется у спасителя сил на всякие другие дела. Государства - великие эгоисты и думают они в первую очередь о себе, а уж потом о других, и это ещё в том случае если они о других думают вообще.
Для того, чтобы преодолеть эту данность, требуется подняться на следующий уровень осмысления реальности.
И американцы смогли это сделать. И смогли, и сумели.
Всё, что они услышали в Москве сюрпризом для них не было. Они ожидали именно этого. Свой план они строили, учитывая позицию СССР, даже ещё не проговоренную Молотовым. И занятая Кремлём позиция, и Московская конференция, и результаты конференции были превращены американской стороной в элементы ЕЁ игры. И не просто в элементы, а в элементы козырные. Попробуем разобраться, как это было проделано.
Американцы сидели в Москве долго. Московская конференция длилась с 10 марта по 24 апреля 1947 года. Терпеливо высидев в Москве все полтора месяца Маршалл вернулся в США и заявил, что ожидать каких либо "подвижек" в двусторонних отношениях трудно, так как Москва видит свою задачу главным образом в затягивании времени, а между тем необходимо что-то предпринять, так как положение в Европе ухудшается с каждым днём. А оно там и в самом деле ухудшалось и ухудшалось с каждым днём в самом буквальном смысле.
И вот 5 июня 1947 года, выступая перед студентами и преподавателями Гарварда, госсекретарь Маршалл изложил своё видение международного расклада и предложил план по спасению Европы. И место, и время для выступления с точки зрения того, что в нынешней РФ называют "пиаром", были выбраны идеально. Время поджимало, а адресатом стали имевшиеся на тот момент и будущие интеллектуалы. По причине объёма информации изложить всё, что связано с феноменом, вошедшим в историю как "план Маршалла", не представляется возможным, поэтому нам придётся разбираться с ним схематически. Нарисованная Маршаллом картина выглядела так: раскочегаренная Второй Мировой американская экономика составляла на 1947 год примерно половину экономики мира и более половины промышленной продукции мира производилось там же, в США. Для Америки это было хорошо, если не сказать прекрасно, но на горизонте вставало грозовое облако - половину того, что производилось в мире, США требовалось продавать другой половине, а у этой другой половины не было денег. Не было тугриков, не было пошлых денежных знаков. Не было золота.
Не было долларов.
Так вот Маршалл предложил простое, а всё гениальное просто, решение. Он сказал: "А давайте мы дадим им денег. Просто - дадим. Подарим. Требование только одно - то, что им нужно, на эти деньги они будут покупать у нас же. На наши деньги - у нас. Парадокс? Может быть. Но гений парадоксов друг, не может быть, чтобы он нам не помог."
В Гарвард идут люди, любящие думать, и, услышав Маршалла, люди эти, а были они людьми молодыми, взволнованно зашумели, и шум этот производился главным образом закрутившимися в их головах шариками.
Сама по себе идея была выработана в глубинах аппарата Госдепартамента, там не сомневались в её действенности, задача была в том, чтобы донести идею не так до "избирателя", как до тех, кто "принимает решения". И не так в Америке, как "на местах". В Америке выступление Маршалла было отодвинуто в тень (наверняка сознательно) выступлением Трумана по поводу "коммунистического переворота в Венгрии". Однако "под столом" были предприняты кое-какие усилия. За день до гарвардской речи Маршалла, 4 июня 1947 года, Дин Ачесон, в то время заместитель Маршалла в Госдепе (поскольку Маршалл был человеком военным, то Ачесона, при том, что он был человеком сугубо гражданским, называли маршалловским "начальником штаба") пригласил в ресторан трёх аккредитованных в Вашингтоне британских корреспондентов и предупредил их, что на следующий день будет сделано очень важное для их страны заявление и что он надеется на их содействие по донесению выступления Маршалла до ушей Эрнста Бевина "as soon as possible, whatever the time of day or night.").
Вот он Ачесон, один из архитекторов Холодной Войны:
Труман ценил его чрезвычайно. И не только потому, что Ачесон был очень успешным дипломатом. Гарри Труман был американцем-южанином, то-есть человеком, приверженным традиционным ценностям, а это помимо прочего означало ещё и то, что он, по его собственным словам, предпочитал опираться на людей, исходя не из их личной лояльности, а из их откровенности, "правдивости". Ачесон (притом, что он был дипломатом!) говорил "начальнику" Труману не то, что тому было приятно услышать, а то, "что есть". Отсюда понятно, каким образом Труман, окружавший себя людьми, подобными Ачесону, стал одним из самых успешных в истории США президентов.
Предусмотрительность американцев в донесении своей идеи до ушей заинтересованных лиц была похвальна, но она оказалась излишней. В Европе "инициатива" была встречена на ура. Тот же Бевин заявил, что он чувствует себя как утопающий, которому бросили в воду конец. Бевин озвучивал не своё мнение, а Бевином озвучивало мнение государство, которое на спасение уже не рассчитывало.
Европа немедленно засуетилась, засобиралась. Европа - ожила. Ещё бы ей не ожить.
"Не было гроша, да вдруг алтын!"
Внешнеполитические шаги США в 1947 году были беспрецедентны, что диктовалось сложившимся по итогам Второй Мировой положением в мире, "новым мировым порядком", который позже стали называть двуполярным миром.
Беспрецедентность внешнеполитическая означала и беспрецедентность внутриполитических действий, в первую очередь в области идеологии, так как государству следовало каким-то образом "объяснить" избирателю почему оно поступает так, а не иначе.
И сделать это было не очень легко, так как тогдашнее американское общество полагало, что его государство выходит из изоляции и принимает участие в мировых делах только в таких экстраординарных случаях, как мировые войны. А 47-й год был годом послевоенной эйфории и действительность проговаривалась в исключительно мирных терминах. "Силовые" действия заведомо исключались, о них и речи не могло идти, и даже вмешательство в европейские дела в форме экономической и финансовой помощи требовало "встряски" массового сознания. Именно эту цель преследовала декларированная доктрина Трумана. Впервые в своей истории Соединённые Штаты предпринимали пусть и не посредством вооружённых сил, но тем не менее интервенцию в мирное время.
"Поможем Европе подняться с колен, чтобы она могла противостоять коммунистической угрозе." Так выглядела причинно-следственная связь в газетных заголовках. Для более "продвинутой" части общества проблема вербализировалась немного по-другому и обрастала деталями - "послевоенные Европа и Япония являются для нас естественными рынками сбыта и чем лучше у них будут обстоять дела, тем больше они смогут у нас покупать, стимулируя уже нашу экономику, а потому в наших национальных интересах как можно быстрее восстановить покупательную способность европейцев и японцев."
Ни высокая политика, ни вопросы геополитики не затрагивались, государство играло на других струнах, в одном случае оно взывало к эмоциям, в другом к вполне естественному желанию граждан и гражданок жить не только весело, но ещё и хорошо.
Однако кроме идеологического фундамента требовалась ещё и "физика", требовалось нечто материальное, словами делу не поможешь и если решение было принято ещё до того, как началась идеологическая кампания, то после слов следовало перейти к делам. Для помощи нужны были деньги, много денег. Очень много.
Труману было необходимо заручиться поддержкой Конгресса и он начал с того, что встретился с Сэмом Рейбёрном, спикером Палаты Представителей и попросил его о поддержке. Рейбёрн ответил, что он не видит возможности получить одобрение Конгресса. "Господин президент, мы не можем финансировать восстановление Европы, мы просто не можем себе этого позволить, мы разорим страну." Труман ему сказал: "Сэм, если мы этого не сделаем, в Европе начнётся худшая в её истории депрессия, сотни тысяч людей умрут от голода, там разразится катастрофа и если мы позволим Европе пойти ко дну, то депрессия начнётся и у нас тоже. Мы оба жили во время депрессии, мы знаем, что это такое и я не думаю, что мы захотим пережить это ещё раз." "Во сколько это нам обойдётся?" - спросил Рейбёрн. "В пятнадцать или шестнадцать миллиардов долларов" - ответил ему Труман.
Сценка эта изложена в мемуарах Трумана и с его слов Рейбёрн, услышав сумму, побледнел. "Мне будет трудно их уговорить, но я сделаю всё, что могу, вы можете на меня рассчитывать" - сказал он.
История с "планом Маршалла" свидетельствует об умении просчитывать на много шагов вперёд и учитывать множество факторов, отнюдь не очевидных даже и для занимающих высокие государственные посты людей.
В Москве "план Маршалла" был встречен в штыки. По совершенно очевидным причинам. И к языку газет, ко всем этим "закабалениям", "империалистическим проискам", "разжиганию войны", "интересам корпораций" и "ограблению", истинные причины отношения не имели. Усиление Европы в любом смысле не отвечало интересам СССР, а "план Маршалла" предусматривал экономическую и финансовую помощь Европе как единому целому. Американцы до конца упорно стояли на своём, а СССР не менее упорно - на своём. Москва, даже на словах идя на уступки, настаивала на том, чтобы помощь оказывалась на двусторонней основе, в виде пары США - государство-получатель-помощи, что обессмысливало "план" сам по себе. Американцы же одновременно с запуском "плана" создали орган под названием Economic Cooperation Administration (ECA), который, располагаясь в Вашингтоне, должен был иметь представительства в столицах государств-ресипиентов и заниматься распределением помощи централизованно.
Сами европейцы (все, как целое) встретили "план" с энтузиазмом, что понятно, как понятно и то, что они предпочли закрыть глаза на вечную европейскую опаску, хотя США сразу же, чтобы в дальнейшем не возникало дипломатических недоразумений, заявили, что "... the restoration of Europe involves the restoration of Germany."
"Вникнув" в европейские дела на месте, США обнаружили, что континентальная Европа "завязана" на Германию и что восстановление Европы в первую очередь означает восстановление Германии. Во всех смыслах, в том числе и в смысле единого немецкого "хозяйства". В России же, вынужденной с Германией сосуществовать бок о бок, это поняли задолго до американцев и в 1947 году Москва полагала, что если в интересах США восстанавливать Европу через восстановление Германии, то СССР следует делать прямо противоположное и что если он не хочет усиления Европы, то ему нужно не допустить усиления Германии. Логика достаточно простая, но вместе с тем не означающая совпадения интересов.
Маршалл встретился со Сталиным с глазу на глаз, проговорили они долго, но так ни до чего и не договорились. Начиная с 1943 года интересы США и СССР расходились чем дальше, тем больше.
Участвовать в "плане" могли все, что означало участие как СССР, так и попавших в его орбиту государств Восточной Европы, некоторые из которых, вроде Чехословакии были в восторге от перспективы попасть в число ресипиентов американской помощи. 26 июня 1947 года в Париж прибыла возглавляемая Молотовым советская делегация из восьмидесяти девяти экономических экспертов, хотя "план Маршалла" был не так экономическим, как политическим инструментом и не очень понятно, чем там должны были заниматься экономисты. Молотов пробыл в Париже три дня, не так ведя переговоры с западной стороной, как переговариваясь по телефону со Сталиным. Сталин же, обнаружив, что не удаётся отстоять кремлёвское предложение по созданию отдельного плана по оказанию помощи каждому государству в отдельности и что американцы твёрдо намерены оказывать помощь Германии как единому целому, а не по зонам оккупации, потерял к затее всякий интерес и советская делегация покинула Париж.
А в июле туда съехались представители шестнадцати (западно) европейских государств и закипела работа по выработке единого европейского плана по восстановлению и развитию разрушенного войной европейского народного хозяйства. План этот был выработан, как была подсчитана и сумма, в которую он обойдётся, аппетит у европейцев был хороший и они оценили затраты в 27 миллиардов долларов, после чего отправили документ в Вашингтон на согласование. Напомню, что сами США изначально были готовы на помощь в 15-16 миллиардов, а потому взаимная торговля закончилась тем, что стороны сошлись на 17 миллиардах.
В этом месте каждый, наверное, задаёт себе вопрос - а что со всего этого имели американцы? Какими бы альтруистами они ни были, но ничей альтруизм не простирается настолько далеко, чтобы взять, да и подарить кому-то 17 миллиардов долларов, так вот какую выгоду от "плана Маршалла" имели США кроме отвода от себя перспективы заполучить повторение Великой Депрессии, что уже само по себе было достаточно уважительной причиной?
Помимо перспектив, была там ещё и текучка, real time problem solving. Проблем, например, таких - сегодня забывают, что США сразу после войны предоставили в виде займов различным европейским государствам около четырнадцати миллиардов долларов, однако дела в Европе шли так плохо, что, не окажи американцы дополнительную помощь европейцам по "плану Маршалла", и они не смогли бы получить назад уже одолженные деньги. Кроме того, настаивая на беспошлинном обмене товарами в пределах Европы, США получали возможность беспошлинной экспансии уже для американских товаров. Перевозки осуществлялись американским торговым флотом и перевозил этот флот в Европу всякую всячину, произведённую на американских заводах или, другими словами, США своими собственными деньгами стимулировали свою собственную промышленность, только делали это не в форме госдотаций, а в форме европейских заказов и выходило всем хорошо и всем выгодно.
Но это выгода, так сказать, материальная. А США, между тем, извлекали и ещё одну выгоду и выгоду колоссальную. Речь вот о чём: сегодня существует множество теорий по поводу того, как американцы скрыто ставили подножки СССР, препятствуя его участию в "плане Маршалла", так вот все эти теории, а там есть и откровенно конспирологические, не учитывают того обстоятельства, что существовала одна причина, по которой СССР ни при каких обстоятельствах в "план" не попадал. Причина вот в чём - необходимым условием участия в "плане" было полное раскрытие экономической информации государством, желающим попасть в получатели помощи. Информации о самом себе. Государство рассказывало о себе всё-всё, составляло планчик "по устранению собственных недостатков", согласовывало этот планчик с другими участниками и только после этого отправляло заверенный всеми подписями документ в Вашингтон на утверждение и подтверждение. А там, надев на нос очки, внимательно документ изучали и говорили - "вот на это мы вам денег дадим, а на это - нет, вот это вы исправьте вот таким вот образом, а вот это трогать не надо, тут у вас всё замечательно получается."
Понятно, что в 1947 году пойти на такое СССР ну никак не мог.
Между прочим, это требование американцев ставит крест на красивой версии по тайному управлению мира англичанами. Англия "планом Маршалла" была после войны спасена в самом что ни на есть буквальном смысле. Из всех получателей она в помощи нуждалась отчаяннее всех других. Так вот в 1947 году американцы за деньги купили все английские секреты. Потом, со временем, там какие-то другие тайны набежали, накопились, но вот после войны Англия для американцев была прозрачна. Так же, как и Франция. Так же, как Италия. Так же, как и все остальные, ничем в этом смысле не отличавшиеся от оккупированной Германии.
Разобьём-ка ещё одну иллюзию. Считается, что Швеция и Швейцария на войне "нажились", что для них война была выгодна. Однако и та, и другая оказались в числе получателей американской помощи по "плану Маршалла", а получить эту помощь можно было, только раскрыв "тайну банковских счетов" или что там США хотели узнать. И никуда не денешься. Деньги нужны всем. Даже и швейцарским гномам. "Дай миллион, дай миллион, дай миллион." И кто-то даёт, а кто-то берёт. Но только победитель решает когда он хочет дать, а когда он хочет взять.
Победитель получает всё.
То, что победитель получает всё - понятно. Это что-то вроде аксиомы. Но что нам делать если победителей - двое? Кто и что в таком случае забирает?
Вопрос этот вовсе не умозрителен. Это - не некая праздная игра ума. Это - реальность. Реальная до жуткости. Реальность, в которой мы жили. И реальность, в которой мы жили, породила реальность, в которой мы живём сейчас. Это - факт, и факт такой, что от него не отмахнёшься. И тем не менее - отмахиваются. Не хотят люди этот фактик замечать, невыгодно им, никому невыгодно, ни победителю, ни побеждённым.
А между тем неизбежность Холодной Войны как конфликта между победителями во Второй Мировой сродни той неизбежности, что Волга впадает в Каспийское море. Это некая данность. Объективнейшая. Волга может впадать в Белое море, а может и в Чёрное, но в данной нам в ощущениях реальности она впадает туда, куда впадает. В Каспий. "Так судил Бог." Или природа, или сила вещей, назовите как хотите, можете даже написать альтернативную историю с другим Юрским периодом, но реальность вы тем самым не отмените.
Как не отмените и Холодную Войну.
Но человек лукав. И если он не в силах изменить "предначертанное", то он ищет и находит лазейку. Он начинает "искать виноватых". А если вы ищете, то непременно находите, было бы желание, а оно было и ещё какое. И было это желание желанием не одного человека, а сошедшихся в схватке сверхдержав, каждая из которых обвиняла в начале Холодной Войны противника. Делалось это из идеологических соображений, но не будем забывать, что идеология для государства это нечто вроде языка, которым описывается та самая неподвластная человекам реальность. И если сама по себе реальность непознаваема, то вот описанная при помощи идеологии интерпретация реальности очень даже познаваема, постижима и доступна самому среднему из умов.
Существует конспирологическая (конспирологической она считается потому, что не подтверждается известными нам документами, хотя известных нам документов гораздо меньше, чем неизвестных и, как будто этого мало, даже и ставшие достоянием гласности документы стали известными лишь потому, что кто-то захотел, чтобы мы о них узнали) версия, согласно которой во время переговоров Большой Тройки в Ялте мир был поделен на сферы влияния. США получили Тихий Океан со всем, что там имеется и Юго-Восточную Азию, СССР получил Восточную Европу, Сахалин и Курилы, и Великобритания из былого великолепия скромно оставила за собой Ближний и Средний Восток.
Европа Второй Мировой была побита, разбита, ослаблена и на видимую перспективу выведена из числа игроков. СССР от Европы хотел (и получил) немаленький, но кусочек, США от Европы не хотели ничего (Америка традиционно рассматривает Европу точно так же, как сами гордые европейцы рассматривают Балканы - "глаза б мои тебя не видели со всей твоей греческой культурой!") И если посмотреть на послевоенную историю не как сквозь газету на свет, а непредвзято, учитывая факты, одни только факты и ничего кроме фактов, то трудно не увидеть, что Европа была вброшена англичанами в игровое поле как яблоко раздора между США и СССР. И мотивы в данном случае прозрачны - Англия хотела столкнуть американские и советские интересы в Европе и выиграть время, она предпочла не умереть сразу, а помучиться и в определённом смысле ей это удалось. Пусть не на сто процентов, но тем не менее. Умерла Британская Империя, а Англия - нет, вон она - по сегодня мучается.
Кроме этого нам никуда не уйти ещё и вот от чего: победители спорили о мире, выстроенном Англией. Именно так - Англией. В самом начале этих заметок мы договорились взять за точку отсчёта не античность и не средневековье, а более или менее известный временной отрезок, позволяющий нам опознать "удерживающего мир", а таким до Англии была Франция, а до неё Испания. Так вот испанцы и французы при всех своих претензиях на "мировое господство" претендовали не на весь мир, а на какую-то его часть. Помимо прочего так было по причинам объективным - большущие куски мира испанцам, а позднее французам просто напросто не были известны, а потому под "миром" они подразумевали только часть известной нам сегодня реальности. И удерживать они брались именно что часть. И часть отнюдь не в одном лишь географическом смысле. Тогдашний мир был устроен гораздо проще, чем мир века ХХ-го.
Удерживающее мировой порядок государство должно быть не только самым сильным в смысле военном, "армией", но оно должно забежать вперёд ещё и в культурном смысле. По сравнению с современниками, понятное дело. И испанцы с французами этому условию безусловно соответствовали, и те, и другие совершили прорыв, "расширили горизонты человечества". Галеоны с золотом и кодекс Наполеона были сродни космическим исследованиям сегодня, с их орбитальной станцией и принятыми правилами поведения космонавтов на её борту. Но только тогдашняя космическая станция крутилась не вокруг планеты Земля, а вокруг планеты Европа.
А потом появились англичане. Они зубами вырвали у Франции мировое господство, после чего раздвинули известные людям горизонты до пределов нашего шарика. Они пусть грубо, пусть на живую нитку, но сшили мир вместе. Как писал бывший в душе романтиком американский историк Теодор Уайт - "Лондон стал столицей мира в то время, когда на месте Чикаго была меховая фактория, Лос-Анжелесом называлась католическая миссия, Южная Америка и Африка представлялись сплошными дебрями, а Шанхая не существовало вообще."
Англичане собрали мир вместе. Они заставили людей воспринимать мир как нечто цельное. Единое. Британская Империя породила то, что мы сегодня понимаем под феноменом "глобализма". И удалось это англичанам не в последнюю очередь потому, что были они островитянами и свой взгляд на собственное место в мире они сумели привить всему человечеству, которое неожиданно для себя открыло, что оно живёт на острове. Океан Космос и затерянный в нём остров Земля.
И живут там под пальмами, пихтами и секвойями несчастные люди-дикари. На лицо ужасные и не так чтобы очень добрые внутри. И как только вы это осознаете, а англичане заставили это всех осознать, то вы оказываетесь перед необходимостью что-то с этим географическим открытием делать. С островом, с крокодилом, с кокосом, с ужасом, с добром и со всем остальным, включая туда выражения лиц.
И уплыть с этого острова нельзя никак. Некуда плыть-то, некуда. Ближайшая земля в нескольких парсеках, дикарям туда никак не добраться, какой солнечный парус ни ставь.
Вторая Мировая Война уронила на победителей английское наследство. Не колонии, не Кению, не Малайю и не Англо-Египетский Судан, перечисленное это всего лишь исчисляемые в квадратных милях или километрах территории, населённые несчастными людьми-дикарями, сундук мертвеца на поверку вышел ящиком Пандоры. "Йо-хо-хо!" пропели, ром на радостях выпили, а потом крышку сундука и откинули.
"Как делить-то будем?"
Делить-то надо остров. Делить-то надо Земной Шар. Делить-то надо - планету.
Journal information