altlisek
Сказки лисёнка. Часть 1
Про революцию
Донди решил подвести итоги. Он уже прожил четыре тысячи жизней.
Первая тысяча жизней у него была шикарной, но он чуть не помер со скуки.
Потом он попросил, чтобы Ветер его помучил десять тысяч жизней. Ветер согласился и стал приносить с Севера прохладу: сначала чуть-чуть, а потом все больше и больше.
С этого времени у Донди началась заплаканная полоса чудес. Он узнал, что такое "Расслоение" и что такое "Перестройка". Он изменился до неузнаваемости: он оделся в теплую шубу, голова его стала большой, горячей и умной.
А сегодня Донди и Ветер решили сделать отпуск в тысячу жизней.
Донди весь размечтался: теперь столбик градусника перестанет падать, но, наоборот, даже чуточку поднимется.
"О, это будет шикарный отпуск! Это должен быть сплошной Крым и Кавказ", -- думал Донди.
Он направился к Главному дереву и нашел там записку с ровными буквами:
"РЕАБИЛИТАЦИЯ".
-- Ладно, посмотрим, какая она, эта реабилитация, -- подумал Донди, -- что в ней интересного.
А было, вот, что.
Реабилитация длилась всю первую половину отпуска, то есть икс жизней. За это время Донди совсем привык к холоду. Шубка у него стала искристой, а мысли -- ясными.
Когда у Донди рождались братики, они старались не сильно отличаться от него, потому что видели, что он хорошо приспособлен к холоду.
Донди стал ориентиром для своих братиков и больше не обзывал себя уродом.
А братики реже умирали, играли вместе с ним, ели всякую еду.
К концу Реабилитации у Донди уже было двенадцать братиков. Они все были умницами и лапушками, а еды как раз хватало на всех.
Когда пришла середина отпуска, Донди нашел в дупле главного дерева, нашел банан. А на банане было написано: "РЕВОЛЮЦИЯ".
-- Ага, -- сказал Донди, -- сейчас маленько потеплеет.
И, вправду, чуточку потеплело. "Живем", - обрадовался Донди и нашел дома уже не двенадцать, а двадцать четыре братика.
"Порядок, -- подумал Донди, -- надо только подумать, как лучше разделить еду, чтобы всем хватило.
Не успел Донди в первый раз задуматься о еде, как число братьев у него удвоилось, и их стало сорок восемь.
"Это потому, -- догадался Донди, -- что они перестали замерзать от холода." Не успел он догадаться, как число братьев снова удвоилось, и их стало девяносто шесть. Тут они съели всю еду, а то, что осталось, собрали в кучу и стали думать, как им придумать такую дележную науку, чтобы всем хватило. У них ничего не получалось, они все стали красными от волнения.
Пока они спорили, их стало двести, потом -- четыреста, они все кинулись к куче еды, толкались локтями. И те, которые самые сильные, самые ловкие и другие самые, -- в один миг съели всю еду. Так начался голод.
Донди хотел расплакаться, но плакать было нельзя. Надо было все время думать про еду и про борьбу и не отвлекаться. Еду надо было найти, может, даже отнять у кого-то. Потом надо было бороться, чтобы ее не отняли у себя.
Когда братьев стало десять тысяч, их больше не прибавлялось. Потому что сегодня они удваивались, а назавтра половина погибала от голода и борьбы.
Донди тоже был голодный и все время занимался борьбой.
Он вспомнил про банан и подумал, что Ветер не написал на одной стороне банана слово "Правда".
Революция -- это время правды, потому что в революции можно выжить только, когда ты самый-самый правильный. В революции отклонение от самой правильной правды на миллиметр влево или вправо -- это конец от голода и борьбы. (А сама правда зависит от того, сколько холода или тепла принес сегодня самый свежий ветер).
Правда одинакова для всех.Поэтому на другой стороне банана Ветер не написал слово "Единообразие".
Если бы у Донди было время думать, он бы подумал, что из космоса Перестройка похожа на холодную безжизненную пустыню. А Революция -- на теплый наполненный сад жизни. Поэтому из космоса Революция красивее Перестройки.
А вблизи -- совсем наоборот.
В Перестройке среди теней старого мира и разных чуд рождаются настоящие гении, мысли и дела которых так хороши, что живут долгие века.
А Революция вблизи огорчает жестокостью и допотопностью своей всеобщей правды. И если бы не Ветер, который пообещался поднять температуру только на чуть-чуть, революция могла отбросить жизнь ко временам, каких не знал даже наш Донди.
Но Ветер был мудрый. Поэтому революционная правда лишь немного отступила от той, которую Донди нашел в Перестройке. Ветер сделал Революцию мягкой и неглубокой, и этим поставил ее на службу Прогрессу.
Тут закончился отпуск у Донди. Тут и сказке конец. Но Донди попросил Ветер сделать для этой сказки счастливый конец.
Ветер улыбнулся и сказал:
-- У тебя закончился теплый отпуск, - это и есть счастливый конец.
-- Почему? -- спросил Донди.
-- Потому что на смену остывающей Революции идет Оттепель, когда сильные, ловкие, и умные и правдивые революционеры получают возможность думать, работать, любить. Когда они запускают в небо спутники, а Землю превращают в сад.
Про любовь
В Солнечной системе много-много планет. Земля среди них -- самая красивая. А самые большие и самые солидные среди планет называются "Юпитер","Сатурн" и "Нептун".
Даже в самой красивой красоте можно разглядеть недостатки. Так, у Земли -- немножко кривая дорога вокруг Солнца, и океаны у нее -- почти все собрались в Южном полушарии.
Снег очень не любит, когда океаны. Потому что в океане можно запросто растаять, даже зимой. Поэтому в Южном полушарии снега -- не очень, зато в Северном сугробы, бывает, аж до Африки достают.
Посмотришь на новогоднюю Землю со спутника, а она снежную шапочку на самые ушки натянула и блестит вся серебром, как солнышко. Нет, чтобы о будущем подумать, серенькое что-нибудь одеть.., чтоб к лету тепла подкопить, растаять пораньше... Ветер один в голове. И друзья.
А они тут как тут. И, ведь, знают, с какой стороны подойти, -- там ее стерегут, где от родителя своего, от Солнца, она далеко отбивается.
Этот участок земной дороги называется "афелием". И проходит его наша планета в самый разгар северного лета.
Лето -- для того, чтобы растопить прошлогодний снег, запастись на зиму продуктами и теплом.
И в этот самый момент, с огорода, заходит, к примеру, Юпитер и говорит:
-- А что, не пойти ли нам побеседовать о звездах?
Земля тут, конечно, вся в смущении, а сама все дальше и дальше от Солнца отбивается, -- так, что не афелий, а целых два получаются. И земляне туда же -- тоже все о любви, да о звездах, о гуманизме, благородстве, -- а у самих рождаемость -- ноль. А заместо урожая кругом снег прошлогодний лежит.
А в восемьдесят четвертом году в газете написали, что ученые увидели у афелия весь парад друзей, планет, то есть.
Как бы чего не вышло..
Про свободу
На планете Земля, поближе к северу, бывает лето и зима. А между летом и зимой бывает весна и осень. На Земле очень много живых существ, но больше всего растений. У растений - самая драматическая и самая интересная судьба. Особенно у нас, у одуванчиков.
Зимой очень холодно. Поэтому зимой одуванчиков нет. Вернее, мы есть, но мы превратились в крохотные семечки, которым не страшны никакие морозы. Зима -- это очень суровое время года. Нам, одуванчикам, зима очень нужна. Зима приносит нам свободу. Чтобы добыть нам свободу, зиме приходится очень долго и много трудиться, -- обдувать землю ледяными ветрами, промораживать ее насквозь, посыпать снегом. И так долго-долго, целых три месяца.
И, вот, зима сделала свое дело, помахала нам "до свидания" и улетела к пингвинам Антарктиды.
И приходит пора свободы, приходит весна. На небе -- теплое солнышко, на земле -- ни одной зеленой травинки, кругом столько воды. Мы, одуванчики, дети свободы, и весна -- наша самая любимая пора, когда кругом никого нет, и весь мир принадлежит только нам.
Вы можете возразить, что весной прохладно, по ночам бывает иней, что мир до самого горизонта весь какой-то серый и однообразный. Что не слышно, как поют пчелы, что не поблескивают всякими цветами радуги разные козявки... -- Да, мы с вами согласны, -- свобода скромна, она даже нищая, потому что свобода -- дочь зимы.
Но мы ждем ее всю зиму, а весной -- вырастаем, где нам захочется, тянем наши листики и корешки, -- куда захочется. Мы торопимся, потому что у свободы -- короткий век. На смену весне идет лето, -- и на смену свободе идет изобилие.
Мы не теряем ни минутки. Мы растем, расцветаем и снова превращаемся в маленькие семечки на парашутиках. Вот теперь нам не страшна даже зима. В новую пору изобилия мы влетаем на наших парашутиках со спокойной душой и совсем не торопимся становиться участниками всего того, что происходит под нами. И большинство из нас засыпает в ожидании новой весны.
Весна и кусочек лета -- до 22 июня - это пора свободы и возрождения природы. А 22 июня наступает новая пора -- изобилия и борьбы. И все говорят, -- дело к зиме.
Но нам, одуванчикам, стыдно участвовать в борьбе -- мы просто летим на наших парашутиках под жарким летним солнцем, летим над землей, а сесть некуда.
Вся земля превратилась в сплошной ковер из листиков, травинок, копошащийся разными мошками и козявками. Кругом так много всего, но нигде нет свободного места. Даже под землей не осталось места -- подземелье превратилось в переплетение корешков, которым не хватает воды. Если бы растения умели писать, то кругом были одни таблички с надписью "занято".
Вот, почему мы так любим весну и зиму. Потому что весна -- это свобода, а зима -- ее причина.
Про конец света
-- До чего же противный мальчишка, этот Есик, стукалка и зануда, папенькин сыночек, копия своей африканской прабабушки.
Двенадцать братиков были все рассерженные на Есика и даже хотели его поколотить. А, ведь, Есик был их братиком, и при том он был похож на Пушкина и был гений. Но они, все равно, хотели его поколотить. Но им было стыдно драться.
В это время мимо ехала на верблюдах в Африку колонна бизнесменов.
А с другой стороны появился Есик, чтобы послушать, о чем разговаривают братики, чтобы вечером рассказать папе.
Тут братики кинулись на Есика, связали руки и стали просить:
-- Дяденьки бизнесмены, пожалуйста, увезите его с собой в Африку, а не то мы его поколотим!
Бизнесмены забрали Есика и еще дали каждому братику по мороженому. Так Есик забесплатно приехал в Африку.
В Африке была хорошая погода. Через неделю все узнали, что Есик -- гений. Он расшифровывал самые трудные сны. Африканский царь тоже увидел трудный сон, такой трудный, что все африканские ученые не могли его расшифровать. Тогда во дворец привезли Есика. Есик посмотрел на потолок и сразу расшифровал царский сон.
-- Сон про перестройку, -- сказал Есик.
-- А что такое "перестройка" ?
-- Перестройка -- это конец света.
-- И что, теперь мы все умрем?
-- Да. Кроме тех, кто научится шевелить мозгами.
-- А как это, шевелить мозгами?
Есик стал смотреть на потолок и сказал:
-- Хорошая погода осталась только в Африке, да и то не насовсем: каждые шесть лет хорошей погоды будут чередоваться с шестью годами засухи.
Шевелить мозгами -- это значит, научиться в хорошую погоду работать от зари до зари, вырастить большие урожаи, создать большие запасы. И тогда Африка убережет от голода себя и весь мир. И весь мир поклонится Африке и прославит ее в своих стихах и песнях и осыпет ее серебром и золотом.
Тут африканский царь велел слугам, чтобы они развязали Есику руки, и сделал его своим главным министром.
Про зелёную науку
Что предсказывал Есик про Африку, - все это сбылось.
Двенадцать братиков Есика переселились в Африку, и через четыреста лет у них стало девятьсот девяносто девять тысяч правнуков и правнучек. За эти четыреста лет у них на родине кончилась очень плохая погода, и они послали делегата к африканскому царю сказать ему "до свидания".
А африканский царь удивился и сказал:
-- Африка -- это самая передовая страна мира. Здесь самая хорошая погода, и она становится все лучше и лучше.
-- Поэтому мы и уходим, -- сказал делегат, -- наша родина на севере, а северянам нельзя, чтобы была очень хорошая погода.
-- Почему?
-- Потому что у северян -- толстые мозги.
-- А зачем вам толстые мозги?
-- Они согревают нас во время плохой погоды. Плохая погода уходит, и мы идем за ней. Нам обязательно надо хоть чуть-чуть плохой погоды, чтобы нашим толстым мозгам было, с чем воевать.
-- Хорошо, -- сказал африканский царь, -- я найду вам, с чем воевать: с сегодняшнего дня вы будете воевать с самой тяжелой работой. До свидания.
Африканский царь задумался: кто бы мог подумать, что слишком хорошая погода -- это тоже плохая погода.
Тут из дальнего похода из самой середины Африки пришли разведчики и доложили царю, что по всей земле идет улучшение погоды, что в середине Африки, где самая хорошая погода, поля зарастают джунглями, и в этих джунглях командуют обезьянки и тигренки, а людей там за людей не считают.
От этих слов царю стало жарко, и он пошел к главной африканской реке. А река эта вытекала как раз из середины Африки. От улучшения погоды она стала совсем теплой, и в ней развелось столько микробов, что она стала розовой.
Через год Есикины правнуки опять направили делегата к царю.
-- Царь-государь, отпусти нас, пожалуйста, на север, на родину. -- В Африке так жарко, что наши мальчики свариваются, не успев родиться. А рождаются и вырастают только те, у кого мозги тонкие, как у курицы.
Царь на это отвечал:
-- Африка -- в опасности. Мои воины позаботятся о ваших мальчиках.
-- Царь-государь, -- отпусти нас на родину. -- Африка больше не может быть передовой страной. Потому что погода здесь стала такая хорошая, как в музее. Поэтому Африка превращается в музей.
Если ты, царь-государь, хочешь добра своей стране -- остуди ее: освободи ее от толстых мозгов, от блеска золота и серебра, от вина и женской красоты, от песен и стихов. Освободи свою страну от всех красок жизни, -- и наступающие джунгли содрогнутся перед твоею решимостью. -- И тигры и обезьяны не посмеют вторгнуться в твою страну.
И земля твоя станет южным неприступным рубежом цивилизации.
Про моду
Африка никогда не думала, что она станет законодательницей мод.
Но, когда на всей Земле испортилась погода, в Африке, наоборот, стало лучше. Потому что раньше была жара, а теперь стало просто тепло. Раньше жара не пускала цивилизацию, а теперь она, цивилизация, почти вся переехала в Африку.
Вот, так перестройка климата на плохую погоду подарила Африке цивилизацию. Сделала ее примером и командиром. В перестройке все зауважали нетронутую природу и ее детей, вспомнили историю далеких предков и стали жить по-старому.
Перестройка -- это звездный час Африки, час ее прохлады и взлета.
А Север -- весь озадаченный. Жуткая погода заставила северных людей думать, предвидеть, становиться разумными, как инопланетяне. И все напрасно. А на юге -- сияла Африка, как солнышко, как недостижимый идеал, как мама.
Мама-Африка нарядила суперумный Север в допотопные джунгли и капитализм. Поэтому "Перестройка" -- это такой большой маскарад. В перестройке Север весь закоченел, дрожал, послушно улыбался Африке и примеривал на себя все, что она давала.
В каждом доме и в каждом магазине Севера появились цветы, пальмы, динозавры и капитализм. Но цветы не пахли, динозавры не кусались, а капитализм получился какой-то ненормальный -- с умным лицом.
Как проходят февральские морозы, так прошла и перестройка. В Африку вновь вернулась замечательная жаркая погода, еще больше размножились древние формы жизни, а Человек Разумный ушел от них на север. Только на окраинах Африки остались ученые люди, да и тем все время приходится отстреливаться от джунглей и жить по законам военного времени.
В Светлом Будущем Север вырос, возмужал, стал славным рыцарем. Но он всегда помнил о милой Африке, которая спасала его от холода и хандры, которая осыпала его цветами и обула в капитализм.
В Светлом Будущем Север подарил Африке коммунизм и новое имя: "Великие Африканские Эмираты".
Африка экспортировала теплый воздух, была курортом Вселенной и жила, как принцесса.
Про третий Рим
-- А почему столицы многих стран предпочитают располагаться подальше от экватора или в небольших городах?
-- Например?
-- США, Германия, Бразилия, Австралия. И еще, -- японская столица, говорят, не разрешает строить небоскребы, -- чего это они все?
-- Потому что столица -- это мозг страны. А мозг не переносит теплого климата.
-- Как это, как это?
-- Потому что в теплом климате мозг не выдерживает конкуренции с более низкими формами материи. Потому что в теплом ласковом климате мозг -- это, как пятое колесо.. Поэтому, когда у страны -- теплый климат, самые умные государственные люди уходят, куда попрохладнее.
-- А прохладно -- это где?
-- В северном полушарии -- на севере, в южном -- на юге.
Прохладно в предгорьях и горах. Прохладно в небольших населенных пунктах, где свободно гуляет ветер, где нет занавесок-небоскребов, где нет черного горячего асфальта и огромного одеяла из запыленного воздуха.
В книжках написано, что в крупном городе, особенно в его центре, всегда на 5 - 15 градусов теплее, чем в чистом поле. Вот и получается, что самые доисторические люди встречаются в больших городах, а самые уважаемые -- уступают им место.
Про систему
Общественный строй стоит на двух ногах. Одна нога -- это права личности, другая -- величие государства. Из-за резких колебаний климата "ноги" начинают двигаться с разной скоростью.
Во время климатического подъема (первая половина двадцатого века) растущие численность и темперамент T населения приводят к ускоренному образованию мощных высокоорганизованных государств и замедленному развитию, даже падению прав личности (крепостное положение репрессированных и колхозников).
И, наоборот, климатический провал (1980 -- 2000 годы) с его вымирающим депрессивным населением приводит к застою, даже обвалу государственной машины и ускоренному росту прав личности.
Про счастье
Счастье -- это, когда в глазе искорка. Есть такая наука, физиология, которая учит, что у каждого нормального человека должна быть постоянная температура. Это -- закон сохранения температуры. А, вот, Закон Сохранения Счастья говорит, что у каждого нормального человека в глазе должна быть ровно одна искорка.
У кого от привалившего счастья в глазе -- паяльная лампа, тот -- кандидат в больницу. Поэтому при первых же признаках перегрева нужно срочно тормозить счастливыми тормозами.
-- Да?
"Как скучно тлится жизнь моя
И каждый день сгорает дымом..
О, небо! Если бы хоть раз
Сей пламень разлился по воле,
И, не томясь, не мучась доле,
Я просиял бы и погас!"
-- А что такое "тормозить счастливыми тормозами"?
-- Это значит, жертвовать. Сегодня мы приносим просвещенные жертвы.
Самая простая -- это разделить привалившее счастье с друзьями, чтобы всем досталось понемножку.
Если это невозможно, надо покопаться в своей переполненной кладовке счастья и выбросить какое-нибудь самое старое и вредное черное счастье. Например, огненную воду, жгучую еду, никотиновые трубочки...
-- А я, вот, выбросила из своей кладовки все черное счастье, даже "опиум для народа", а кладовка все равно -- еще переполненная...
-- А сколько места в счастливой кладовке занимает твой ум?
-- 33%
-- А что, если мы загоним его в маленькую бутылку и запечатаем?
-- Не надо запечатывать мой ум.
-- Тогда можно ножиком отрезать или искромсать себе семейное счастье, - ничего особенного, -- на юге все так делают.
-- Нет.
-- Ладно, раз такая беда, можно выкинуть что-нибудь из просвещенного счастья. Например, сказать "до свидания" центральному отоплению, телевизору...
-- Не хочу заниматься аскетизмом.
-- Тогда остается расстаться с экологическим счастьем. Экологическое счастье -- это теплый ласковый климат.
У папуасов экологическое счастье такое большое-пребольшое, что оно занимает всю кладовочку, не оставляя места ни для какого другого счастья.
-- Даже для цивилизации?
-- Да. Сердцу не прикажешь. Чуть она начнет возникать, как в глазе тропического народа загорается паяльная лампа. Начинаются крики, пальба, потери. Поэтому умные люди давно поняли, что на юге цивилизацию надо держать на коротком поводке.
-- А почему у Нас, умных северян, цивилизация была на коротком поводке? Почему наша цивилизация делается через Запад?
-- Потому что современные технологии пока еще плохо переносят морозы и медвежий нрав. Грош-цена таким технологиям, которые в самый ответственный момент глохнут и оставляют нас один на один с суровой природой.
Поэтому медведь, увидев во сне новый проект, урчит рассерженно и переворачивается на другой бок.
Через несколько месяцев похожий проект начинает сниться капиталистам. Они заводят свою конструкторскую машину, разрабатывают, доводят, сгоняют цену в конкурентной борьбе..
Тут после долгих раздумий приходит медведь со связкой соболей и уносит технологию в свою берлогу. А старую -- не выбрасывает, но держит на случай отключения электроэнергии.
В Светлом Будущем, когда пояс экономического чуда собрался кольцом вокруг северного полюса холода, супертехнологии уже не боялись морозов. А сны-проекты сразу перехватывались компьютерами и шли в немедленную разработку.
-- Так как нам отстегнуть лишнее экологическое счастье?
Ещё про революцию
-- Ну, хоть на одну жизнь?! -- просил Донди.
Ветер озадаченно помолчал и сказал, -- Поехали.
-- Урра! -- обрадовался наш самый лучший друг, -- всегда новый динозавр Донди. -- Есть вторая попытка!
В конце концов, он должен был уговорить Ветер продлить ему отпуск. Он должен был получить шанс, чтобы понять, для чего "революция". И, что она -- хорошая, а только притворяется плохой.
Донди попрыгал. -- Прыг-прыг. -- Прыг-прыг.
-- Я не дерево. У меня есть ноги. Ноги кормят. Ноги спасают. Ноги научат меня уму.
-- Поехали, -- пропел Донди и достал из дупла банан, на котором написано:
" РЕВОЛЮЦИЯ ".
-- Два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два, шестьдесят четыре, -- до свидания!
Донди перестал считать своих пригретых размножающихся братиков. Он знал, что будет дальше.
-- Так. Пора. Шагом марш! Шире шаг, -- скомандовал сам себе Донди и отправился туда, откуда Ветер приносил холод. Каждый развлекается и отдыхает свой отпуск, как умеет. А Донди -- не пальма, -- у него есть ноги. Ноги -- это ворота в географию.
Осталась позади и мерцала из-за горизонта и качалась макушкой главного дерева страна Дондиного детства. И холмы и равнины сменяли друг друга. И две звездные медведицы звали в увлекательное путешествие. Одна была большая. Другая -- маленькая.
Донди засмотрелся и споткнулся об густую высокую траву. Приземлился, как в мягкую душистую перину.
-- Что это? -- Игрушечные джунгли? -- удивился Донди. Он стал с муравьиной высоты рассматривать перину и увидел, что она, как небо, усеяна всякими вкусными зернышками. Он поднялся, посмотрел на цыпочках края этой большущей перины и сказал, -- Джунгли игрушечные, а еды в десять раз больше, чем в настоящих, -- море еды.
-- Море-море, -- запел Донди.
-- Не море, а Целина, -- отвечала ему перина игрушечных джунглей. -- Здравствуй, Дон-Ди! Я так ждала тебя, когда ты придешь сюда гулять.
-- Я не гуляю, я убежал от революции.
-- Убежал от революции? Как не стыдно! -- сказала перина игрушечных джунглей. -- Революция дарит всем нам тепло и живительную влагу.
Еще вчера я была пустыней, и мои маленькие сухие травинки по утрам умирали от холода, а в обед -- от жажды.
А сегодня ласковый ветер и теплый дождик революции превратили меня в бархатный рай, в цветущий сад. Революция, она... она превращает пустыню в бушующую целину, где зелень, еда и птички. Где каждая травинка хочет и может стать красивой и высокой, как динозавр.
Всегда новый динозавр Донди выслушал до конца и важно шмыгнул носом: он был ученый динозавр. Он знал, что произошла экологическая катастрофа.
-- В джунглях каждая травинка мечтает стать деревом, -- сказал Донди.
-- А что такое "дерево"? -- спросила Целина.
-- Дерево -- это такое изобретение, чтобы отнимать друг у друга солнце. Потому что в джунглях есть все, -- и тепло и вода. Но так не бывает, чтобы все было хорошо. Поэтому в джунглях развелось столько травинок, что им стало не хватать солнца. И они стали залазить друг другу на голову. И они научились строить столбы, чтобы легче было залазить. Чтобы выше. Чтобы отнять у других больше солнца.
-- Как это стыдно -- быть деревом, -- огорчилась перина игрушечных джунглей.
-- Да, -- согласился Донди, -- деревья -- такие твердые и невкусные. Они совсем не думают о том, чтобы приносить пользу, а думают только о том, чтобы из чего попало строить крепкую и высокую лестницу к солнцу.
А травинки полупустыни -- не так. Они -- все измученные, но они никогда не отнимали друг у друга солнце. Они никогда не видели друг в друге противника и конкурента. Они слабенькие, но силы свои направляют только на вкусное и полезное, -- на колоски, семечки и листочки. У них очень хороший моральный облик. И революции надо поставить "пять" за то, что она помогла бедным травинкам превратиться в море цветов и еды.
Донди закончил свою речь. Он был очень довольный.
-- Дон-ди, ты знаешь, я хочу тебе признаться.., -- сказала Целина и печально умолкла.
-- В чем?
-- Моим травинкам тоже стало не хватать солнца. Немножко. Они тоже стали мешать немножко.. Друг другу. -- Это джунгли? Да? Я превращаюсь в джунгли? Да?..
-- Донди не стал дожидаться, пока Целина заплачет от огорчения, а стал ее утешать.
-- Вот еще, -- сказал он, -- никогда травинке не стать настоящим деревом. И никогда она не расстанется с тем хорошим и добрым...
А если какая травинка вопреки законам природы вдруг превратится в дерево, так я ее..!
Донди рассердился не на шутку и представил себе, как душистая плодородная жизнерадостная степь превращается в бурелом прокисших джунглей. Как джунгли наступают снаружи и изнутри. Как он бегом топчет и кусает все деревянное, как он спасает свою экологическую катастрофу, -- свою Целину, -- свое море игрушечных джунглей.
-- Я не дам тебя в обиду, -- сказал Донди. И щелкнул зубами. -- И опять борьба. -- Он схватился за голову. Потому что предстояло бороться с самим законом природы.
Он не боялся борьбы. Он был асом и специалистом поневоле. Он пришел сюда.. -- Донди забыл, зачем он сюда пришел. -- Да. Он убежал от банановой революции и попал в какую-то просторную и светлую и тоже революцию. Он убежал от унылой борьбы со своими братиками, а прибежал к борьбе против законов старой природы, -- к борьбе за новую, беззащитную, зато плодородную природу, укомплектованную самым умным динозавром.
Донди влюбленно посмотрел на Целину, и ему совсем не было скучно.
Целина унаследовала лучшие черты своих родителей -- полупустынь и джунглей. Она лучше всех. И Донди проконтролирует, чтобы так было всегда.
Про солнышко
Светило солнышко. Лесная поляна сигналила одуванчиками и ромашками.
Букашка-самолетик увидела посреди этого зеленого поля, -- увидела большой оранжевый аэродром и пошла на посадку.
Аэродром был такой оранжевый, ну, совсем рыжий, что Самолетик не рискнул приземлиться на него, а бухнулся на травинку у его краешка.
"А, вдруг, это -- солнышко?" -- думал он. Солнышко не шевелилось. Самолетик перебрался на самый конец травинки и потрогал усами краешек солнышка.
Солнышко не шевелилось. "Да оно же неживое! -- понял Самолетик, -- это не Солнышко! Это просто огромный неживой лисенок."
-- Фи, какая гадость, -- подумал Самолетик. -- Ну, зачем мне неживой лисенок?.. Разве что побарахтаться в его рыжей шубе? -- Самолетик наступил передними лапками на аэродром.
Но тут аэродром взмахнул рыжим краем, и Самолетик чуть не слетел со своей травинки.
-- Ты кто? -- услышал он.
-- Я? Я -- Самолетик, самая усовершенствованная и красивая из всех букашек.. А ты кто?
-- Я -- Кончик Лисенкиного Хвоста. В прошлом -- тоже букашка. Был присоединен через съедение.
-- Через что?
-- А всего нас в лисенке -- 9 тысяч 999 букашек. Присоединяйся к нам.
-- Вот еще, -- сказал Самолетик, -- не хватало мне еще присоединиться к полуживому лисенку.
У нас, у насекомых, слабых обижают и ненавидят, а сильных -- уважают и любят. -- Закон джунглей. Это самый главный закон насекомой природы.
И не только насекомой. Даже у людей в старых книжках он записан большими буквами: "У кого есть многое, тому еще и прибавляется. А у кого ничего нет, у того отнимется и последнее."
-- Правильно, -- отозвался Кончик Лисенкиного Хвоста. -- Но в преддверии конца света закон джунглей погибает и уступает место закону Взаимопомощи.
-- Почему?
-- Потому что в конце света обычная природа и обычная жизнь угасают. И в образовавшейся пустыне рождается сверхъестественная природа и сверхъестественная жизнь. Ты знаешь, что такое СВС?
-- Нет.
-- СВС -- это Страна Вечного Светопреставления. Вот, угадай, где она находится?
-- На Марсе.
-- Нет, ближе.
-- В Антарктиде.
-- Еще ближе.
-- В Гренландии.
-- Еще ближе.
-- ...
-- В Стране Вечного Светопреставления живут сверхъестественные лисята.
-- Где доказательства? -- спросил Самолетик.
-- Тебе надо доказательства? -- пожалуйста: я вижу и слышу в сто раз дальше тебя, -- Кончик Лисенкиного Хвоста чуточку помолчал и закончил,
-- поэтому я -- Боженька. И у меня новые правила жизни: самыми сильными лапами -- бегать и прыгать по острым камушкам, а слабую и больную лапку -- беречь и лечить.
-- Ты -- Боженька?! -- рассердился Самолетик. -- Да ты просто беспомощная рыжая кисточка!
-- Я -- беспомощная кисточка? -- переспросил Кончик Лисенкиного Хвоста.
-- Кисточка-кисточка-кисточка! И я сейчас в тебе побарахтаюсь! -- и Самолетик спрыгнул со своей травинки на край рыжего аэродрома.
Тут на другом конце лисенка открылся один глаз, потом другой. Потом лисенок весь вскочил, а Самолетик едва-едва увернулся от острых зубиков.
Он летел изо всех сил и применял фигуры высшего пилотажа. А 9 тысяч 999 букашек, спотыкаясь и размахивая ушами и тявкая, неслись за ним.
-- Какой он большой, этот лисенок, и быстрый и сильный.., -- Самолетик не знал, что с ним происходит.. Ему не хотелось лететь:
" Я тоже хочу стать Боженькой."
Виктор Новицкий
Journal information