
В те стародавние времена, когда можно было стоять у будки с телефоном-автоматом и спрашивать у прохожих: «У вас двух копеек не найдется?» — и находились они по карманам у случайных дяденек и тетенек, эти две копейки, и отдавались они ими запросто; а когда, ведь, десять прохожих давали по двушке, то можно было купить эскимо по двадцать копеек на вкусной плоской деревянной палочке (я её потом разгрызал — вкусно!) , а с одиннадцатого прохожего уже позвонить маме и сказать, что всё, мол, хорошо, киносеанс только что закончился, фильм очень понравился, иду домой! — в те-то стародавние времена, я сегодня вдруг у станции подумал, жизнь и мир казались вогнутыми, как та линза, как большущая воронка от снаряда или как, не знаю, кратер вулкана. Тогда вполне себе верилось, что весь мир – это суповая тарелка, которая снизу покоится на трех китах, а те – покоятся на трех черепахах, а те, последние, плавают в мировом эфире, с ленцой шевеля ластами.

Потом мы росли, и мир всё больше приобретал форму шара. Ну, в юности этот шар был просто огромный! Больше тысячи солнц! Такой совершенно необъятный шар размером чуть меньше вселенной (если бы он был чуть больше, то что-то тогда бы не сходилось): и Крым, и Ленинград, и Джубга, и Ярославль, и Калуга, и Архангельск, и Резекне с Вильнюсом, и Северодвинск, а где-то там есть еще и Хабаровск с Владивостоком! — да мамочки мои! Неизмеримый непомещающийся в сознание шар: одна Москва чего стоила: из конца в конец поехать в гости — приключений до жопы!

Потом появились жены, семьи и дети, и мир сдулся, он превратился в мир, точно таким размером: где-то с выставочный глобус: бывают такие огромные глобусы зевакам и школьным экскурсиям «на посмотреть», как в планетарии, там еще города диодиками светятся.
Но он не остановился: он, мир, продолжал без ускорения, но уменьшаться. Сейчас мне 41, и мой мир уже размером с шар, на котором танцует девочка на известной картине. Да он и у всех моих сверстников в разы меньше, чем в юности, не говоря уже о детстве, ведь так, ребята?

И с каждым годом он, этот наш шар, уменьшается. И когда он станет размером с кулак… нет, меньше! — размером с теннисный мячик… нет, меньше! — размером с пластмассовый такой, белый, от пинг-понга шарик — вот тогда мы положим его себе в карман, ляжем на кровать и умрём.

Вот о чем я думал сегодня утром. Это у физиков вселенная «расширяется». У нас, ребята, она сужается по-жизни. И это, признаться, хорошо. Это успокаивает… Всё будет хорошо. А нашими белыми шариками мы еще сыграем в пинг-понг на том свете, в Царстве Небесном, ой сыграем!
Кстати, я был чемпионом двора по пинг-понгу пару месяцев подряд в детстве: бойтесь меня!

Journal information