Синдром Бродского или из истории одного нереста.
В силу календаря я недавно почувствовал себя достаточно взрослым, в том смысле, что дальше наверное буду только стареть, «но кто Его знает», конечно. Посему, вероятно, взялся читать Бродского, ликвидировать безграмотность и по причине некоторой системообразующей значимости автора, пусть и в определённых кругах. Совпадение поста и годовщины смерти поэта — случайно. В том смысле, что рациональной мысли на сей счёт не имелось, а какова невидимая механика соединения лучей — не суть важно, да и не факт, что доступно пониманию. Подбирая давеча иллюстрации, с удивлением узнал из ленты про памятную дату.
Психоделический текст под катом не о Бродском, конечно (почём мне знать и кто я такой ), он вообще... о круговороте воды в природе, но описываемый синдром назван именем поэта (назван не в честь, ведь не планета) потому, что автор оставил много качественного материала о состоянии своего сознания, плюс само сознание его, очевидно, выше среднего и отсюда соответствует теории описываемого с картинками феномена. Текст специфичный и по-обыкновению нудный, хотя... местами занятно.
Суть синдрома вкратце можно сформулировать примерно так: стагнация на пути преобразования индивидуального сознания в групповое, вызванная сильным контрастом восприятия и гальванизацией самосознания на точке восходящей эволюционной дуги, максимально удалённой от противоположной нисходящей точки инволюции, но в объективном контакте с ней.
Довольно древний и ещё долгое время обязательный конфликт поэта и следователя, индивидуалиста и коммуниста. Сегодня довольно актуальная в широком масштабе социальная и даже геополитическая проблема ума.
***
Я не занят, в общем, чужим блаженством.
Это выглядит красивым жестом.
Я занят внутренним совершенством: полночь — полбанки — лира.
Для меня деревья дороже леса.
У меня нет общего интереса.
Но скорость внутреннего прогресса больше, чем скорость мира.
Это — основа любой известной
изоляции. Дружба с бездной
представляет сугубо местный интерес в наши дни. К тому же
это свойство несовместимо
с братством, равенством и, вестимо,
благородством невозместимо, недопустимо в муже.
***
Стоит ли говорить, что индивид, превышающий средний уровень развития, неизбежно детектирует разницу в «скорости» вибрации между собой и окружением. Этот контраст, эта субъективная разница становится причиной усиления той поляризации ума, ведущей к формированию специфичной иллюзии слепого отношения к самому себе. Это не естественная слепота невежественного ума среднего человека, специфика данной слепоты в том, что она свойственна вполне себе зрячему мыслителю. Слепое пятно.
Основной причиной является своего рода аналогия «точки лагранжа» небесной механики, двойственный эффект:
- потеря разумного основания и связи с объективным целым — внешним выражением инволюционирующей групповой Души
- отсутствие связи с Большим Целым на внутренней стороне жизни.
Под «отсутствием» тут нужно понимать, конечно, реалии фиксируемые мозгом и воспринимаемые личностью на внешней стороне, поскольку рассматриваемый синдром есть проблема низшего ума. Поэт в принципе не смог бы ничего актуального написать, не имея внутренней связи с Большим Целым, что вовсе не гарантирует понимание этой связи умом, по причине рассматриваемого синдрома, усиления центрирования мыслителя в себе, в низшем «я». «Поэт» ведь по большей части пишущая машинка души, только потому его и занимает сам процесс, с которым он готов отождествиться и даже готов всерьёз называть себя «поэтом», или «художником» любого рода, с обязательной для профессии компетенцией — одержимостью музой, собственной природы и бытия которой (причины поэзии) он не знает, увлечённый поэтическими следствиями для себя самого.
В силу означенных причин, формируется иллюзия, неправильное или неадекватное соотношение единицы и целого, во многом как реакция на более сильное и не менее неправильное (но вызванное невежеством, другой причиной) отношение целого к единице. Процесс формирования иллюзии можно проиллюстрировать формулой 15 > 5 = 5 > -5 или графиком:
— то есть, за неимением (незнанием) истинной центральной точки отсчёта координат Большего Целого (а), в силу иллюзии эта точка произвольно смещается в положение, где, при сохранении величины неравенства и положительной поляризации индивидуального Я, полярность массового НЕ-Я сменяется на негативную (b).
Подобное смещение ложно, хотя в относительной системе отсчёта индивидуалиста выглядит правильным, являя ещё одну загадку из науки различения. В реальности все участники эволюции того или иного царства (человеческого в данном случае), как на нисходящих, так и на восходящих этапах, являются однополярными, хотя и различаются по степени заряженности, достигая нейтральности только перед «дверью» посвящения, которое выводит их на путь более высокой эволюции, путь в другом царстве. Поляризация действительно меняется только за этой дверью, внутри человечества все поляризованы одинаково, с точки зрения электрического Большего Целого — источника Жизни. Синдром возникает на фоне непонимания данных реалий и по причине максимальной относительной разницы зарядов между «поэтом» и «следователем». «Поэт» действительно не понимает, что «следователь» не столько расследует его мнимое преступление яркого индивида перед серой массой, сколько инстинктивно следует за поэтом по пути собственной эволюции, собственной перспективы и индивидуализации, пусть даже и не знает об этом. Известная формула «поэт больше, чем поэт» выражает невидимую электромагнитную истину на внутренней стороне.
Синдром оказывает сдерживающее влияние на сознание, поскольку противодействует грядущей децентрализации, гальванизирует — обосабливает мыслителя в изоляции собственного ума. На втором графике сумма чисел (5 и -5) стремится к нулю, что и вызывает внешнее отчуждение, как следствие внутреннего. Даже имея возможность ощущать и интерпретировать универсальные связи довольно высокого уровня — фрактальные узоры Творения, рифмы и архетипы на внутренней стороне — мыслитель ни как не может определить правильную связь с окружающим миром себя самого, делая нерациональные выводы по причине рационализации собственной негативной позиции в отношении к окружению, вызванной естественным процессом окончательной дифференциации и отрыва от массового сознания. Этот процесс сам Бродский для себя и зафиксировал и обозначил ещё в детстве:
«Помню, например, что в возрасте лет десяти или одиннадцати мне пришло в голову, что изречение Маркса "Бытие определяет сознание" верно лишь до тех пор, пока сознание не овладело искусством отчуждения; далее сознание живет самостоятельно и может как регулировать, так и игнорировать существование...» («Меньше единицы»)
Синдром Бродского — это, по сути, рационализация отсутствия «общего интереса», чувства неприкаянности, вызванного индивидуализацией в нижней точке цикла, и усиливающегося индивидуализмом на восходящей дуге, вплоть до порога, за которым раскрывается групповое сознание.
Автор достаточно точно описывает означенные тенденции ума, изолированного как от низа так и от верха:
«Я всегда твердил, что судьба — игра» — Большего Целого, макрокосма на своём собственном плане и его Законов, нисходящих и обуславливающих микрокосм, не существует, потому все микрокосмические события основаны на случайности, на «игре в кости». «Судьба» не внутренний глагол, но внешнее существительное.
Лукавство идеи «игры» заключается в том, что её поддерживают и принимают как справедливость только те, кто выиграл, кому выпали козырные карты, усиливая трения и поляризацию с теми, кому выпали «шестёрки с дрянью», и кто аналогично ощущает вопиющую несправедливость. Но, разница между игроками в том, что «победитель» — интеллектуал — в силу развития имеет возможность осознать абсурд идеи случайности, в противном случае ему придётся жить с той допустимой мыслью, что вся гармония наблюдаемого им бытия так же является лишь флуктуацией хаоса и беззакония, что очевидно не так, особенно очевидно для поэта, и неминуемо порождает внутренний конфликт и раскол.
«Что зачем нам рыба, раз есть икра... Я считал, что лес — только часть полена. Что зачем вся дева, раз есть колено...» — в интервью Бродский говорил, что считает себя не очень хорошим человеком, поминая себе то зло, которое порождает обособленная, изолированная и неизбежно безответственная позиция, изымающая из жизни «икру» и отбрасывающая «рыбу». Такое самоцентрированное отношение является нормальной тенденцией ума практически для любого человека, превращаясь позже в описываемый синдром.
«Что готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола» — акцентируется уже упомянутая ранее ценность «торчания» — превышения собственного уровня развития над фоном, над «горизонтом», «ландшафтом» или «пейзажем» — частые символы поэзии автора. Это естественное «торчание», а не искусственное достижение. Это врождённая данность, всё тот же «дар» судьбы, от него нельзя отойти, просто подождав когда «отпустит», как нельзя и получить его. Все эти и подобные концепции — иллюзия большей частью.
«Моя песня была лишена мотива, но зато ее хором не спеть» — в слове «но» даётся позитивная (электрически) оценка индивидуализму на фоне негативного хорового единогласия массового сознания. Отсутствие «мотива» — гармонической актуальности в рамках Большей Филармонии — делает ценность этого «но» довольно абсурдным, но автор всё равно констатирует свою неприкаянность, он не знает в какую макро-симфонию включён его голос и не слышит потому самого мотива, не имея гармонической основы. Для него есть только «пейзаж», он сам в этом пейзаже и «бездна».
Слово «в рамках» тут ключевое. Гармонию и пропорции нельзя измерять вне «тесноты», вне макро или микрокосмических «рамок». Живописец, фотограф знают про этот фенг шуй бытия практически. Гармонию не измерить в той самой «бесконечности», которую автор предпочитал слову «свобода», чувствуя изрядную иллюзорность последнего. Синдром Бродского технически заключается ещё и в том, что, отказавшись, или уйдя от рамок массового сознания, и не дойдя до рамок сознания группового, мыслитель болтается в проруби индивидуальной самоценности, в которой не может ни измерить свой мотив (не в чем отражаться), ни вытащить себя за волосы из болота существования на твёрдый свет. Мыслителю вообще трудно понять, что «свобода», как и сознание, как и сам человек — всё это феномены, исходящие из ограничения, плоды кольца-не-преступи, у «свободы» в буквальном смысле есть только одно состояние бытия — небытие, несвязность — и только одно актуальное содержание имеет слово «свобода» — расширение сознания. Только в этом расширении заключена реальная суть «свободы» как идеи.
«...свои лучшие мысли и дням грядущим я дарю их как опыт борьбы с удушьем» — в обособленном, застрявшем между небом и землёй уме, кислород рано или поздно заканчивается, как в батискафе. Удушье неизбежно. Конфликт с окружением — с «реальностью низшего порядка» — из-за поляризации становится максимальным, хотя он и мог бы разрешиться ответственным и сознательным контактом, пусть и с уроном для иллюзорной самоценности.
Бродский в интервью даёт опять же довольно точные определения своей позиции и проблемы:
«Я думаю, в чем была моя беда там, почему все так для меня оборачивалось и так все обернулось с моей милостью — это я оглядываюсь назад. Потому, вероятно, что я действительно не обращал внимания на то, что происходило со следствием, на то, что следователь говорил и так далее, и так далее, и это их конечно, колоссально выводило из себя. Я не думаю, что это было рациональное определение выбора. Я также не думаю, чтобы это было делом исключительно темперамента.
Это когда книжки читаешь, и начитавшись, уже совершенно не в состоянии воспринимать эту реальность навязанную и воспринимаешь как реальность низшего порядка. Тогда, что ли, книжек не читать? А если уже так случилось, что уже прочел? Ха-ха. И только так их можно перевоспитывать. Если вообще задаваться такой целью. Я вот вел себя таким образом совершенно не исходя из соображений перевоспитания. Просто было не до этого, ха-ха»
Древние грабли либералов и интеллигенции, ослеплённых иллюзией своей разумности, всё разумное основание которой реально существует и детектируется лишь на фоне глупости серого большинства, как икра выделяется на фоне рыбы, то есть относительно, «Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом», а икра мира сего из рыбы выходит. «Следователь» и «поэт» оказались равны между собой в одном — в незнании и непонимании Большего Целого. Первый по невежеству, второй — второй по большей части из-за собственного нежелания отказаться играть в одни ворота, с такими удачными картами на руках.
Конфликт поэта и следователя, моцарта и сольери, икры и рыбы, дерева и леса, интеллигенции и народа — это феномен схождения на встречных курсах инволюционной и эволюционной дуги развития.
В некоторых традициях алхимической мистерии Философского Камня одна из стадий трансмутации символизируется символом драки волка и собаки. Волк приходит с Запада, собака с Востока. Чудесным химическим образом финал их сватки заключается вовсе не в победе кого-то одного.
Аналогичный алхимический символ встречи света и тьмы интересен тем, что на щите у каждого протагониста символ его противника.
Изучение оккультных реалий само по себе вовсе не даёт иммунитет от синдрома, хотя в практическом применении, конечно, обеспечивает излечение. Но, тут вопрос — что есть практическое и при этом не очередной самообман? Вполне допустимо обобщение, что в психологическом и ментальном смысле, стремящиеся и ученики в основном решают только одну задачу: преодоление порога максимальной поляризации ума, медную трубу собственной идентичности и гул того эха, которым эта труба отражается от стен внешнего мира, оглушая самого служителя муз.
«Поэт» и «эзотерик» — синонимы. Без восприятия внутренних связей — рифмы, закона аналогии — никакая поэзия не является поэтичной. Тот же Иосиф, будучи достаточно выше среднего восприимчивым индивидом, парадоксальным образом совместил в себе и широту восприятия и глубину удушья. Центрированный ум попадает в плен к самому себе, не имея кроме себя никаких более актуальных, более масштабных точек отсчёта. Куда и как ему двигаться в такой системе? Иллюзия понимания — самая экстремальная форма невежества, хотя и последняя в трёх мирах. Но поскольку главных ответов эта иллюзия всё таки не даёт, мыслителю со временем приходится раздваиваться внутри самого себя, самому с собой разговаривать, без исхода.
Я сам слежу за собственной губой.
Их пополам притягивает слово.
Я -- круг в сеченьи. Стало быть, любой
из нас двоих -- магнитная подкова.
Ночь. Губы на два голоса поют.
Ты думаешь, не много ли мне чести?
Но в этом есть особенный уют:
пускай противоречие, но вместе.
Они почти семейство создают
в молчаньи. А тем более -- в присесте.
Возлюбленному верхняя приют.
А нижняя относится к невесте.
Но то, что на два делится, то тут
разделится, бесспорно, и на двести.
А все, что увеличилось вдвойне,
приемлемо и больше не ничтожно.
Проблему одиночества вполне
решить за счет раздвоенности можно.
Отчаянье раскачивает мне,
как доску, душу надвое, как нож, но
не я с ним остаюсь наедине.
А если двоедушие безбожно,
то не дрова нуждаются в огне,
а греет то, что противоположно.
Ты, Боже, если властен сразу двум,
двум голосам внимать, притом бегущим
из уст одних, и видеть в них не шум,
а вид борьбы минувшего с грядущим,
восхить к Себе мой кашляющий ум,
микробы расселив его по кущам,
и сумму дней и судорожных дум
Ты раздели им жестом всемогущим.
А мне оставь, как разность этих сумм,
победу над молчаньем и удушьем.
Journal information