ivan_petr_sidor
Проект Shake-Speare, или его величество случай. Часть №1
Проект Shake-Speare, или его величество случай. Часть №2
Филип Сидни: родился в 1554 г. Официально — в семье захудалого дворянина Генри Сидни, до того бедного, что вынужден был даже отказаться от полагающегося ему баронского титула, поскольку не в состоянии был поддерживать должный для барона уровень жизни. При этом крестил младенца не кто-нибудь, а муж-консорт царствующей тогда Кровавой Мэри, испанский принц Филипп, наследник испанского престола. Будущему национальному поэту обеспечили лучшее образование, посылали с важнейшими дипломатическими и военными миссиями и т.д.
О какие нищие дворяне были в Англии!
Понятно, что такого быть не может, потому что не может быть никогда. Царствующие особы и высшая аристократия крестили кого-нибудь только в том случае, если этот кто-то был их незаконным отпрыском. То, что отцом Филипа Сидни был принц Филипп, а матерью — будущая королева Елизавета, разумеется, в официальных документах не зафиксировано, однако подтверждается множеством косвенных фактов, создающих однозначную картину. Дело было так: Мария Тюдор никак не могла родить наследника Филиппу Испанскому, поскольку была дочерью Генриха VIII и несла в себе последствия отцовского сифилиса. Для короля это просто катастрофа. У Филиппа был уже один сын от первой жены, Карлос, но он был слаб здоровьем и действительно умер молодым. Роман принца с сестрой жены, очаровательной, умной и при том совершенно здоровой Елизаветой, к тому времени уже имевшей одного ребёнка от своего возлюбленного и тайного мужа Роберта Дадли (этим ребёнком был, скорее всего, Эдуард де Вер, граф Оксфорд, родившийся в 1550 г., — такое же
Elizabeth I
«дитя государства», как и Сидни, а имя Эдуард получил, видимо, потому, что крестил его несчастный король-мальчик Эдуард VI), был предрешён. Елизавета и Дадли были слишком умны, чтобы любовь, ревность и прочие чувства помешали им думать о том, о чём только и должна думать настоящая элита, — о благе своей страны, выше которого для неё ничего быть не может. Нарушивший этот негласный, но непреложный закон король Карл I через сотню лет был казнён по приговору парламента, и это, видимо, оказало отрезвляющее действие на его наследников и на английскую элиту в целом.
Елизавета благосклонно отнеслась к притязаниям испанского принца и быстро забеременела. Кровавой Мэри тоже не нужно было долго соображать, какую страшную опасность создал для неё успешный роман мужа со свояченицей. Если бы Филипп добился развода с Мэри по причине её бездетности и женился бы на Елизавете — а будущий король страны-гегемона, без которой сам папа Римский был как без рук, очень даже мог этого добиться, — то Елизавету от английского престола отделяла бы только жизнь её сводной сестры, а их сын становился законным наследником и английского, и испанского трона. Поэтому Мэри тут же бросила Елизавету и Дадли в Тауэр с явным намерением не выпускать их оттуда живыми — их обвинили в заговоре и всех прочих полагающихся в таких случаях грехах.
Каким образом Филиппу удалось спасти Елизавету — история умалчивает, однако же он и её, и Дадли из Тауэра вытащил (формально, конечно, «Тайный Совет не рекомендовал казнить») и, как сообщают, самолично доставил в безопасное место.
Рождение сына у Филиппа и Елизаветы создало коллизию, которая на протяжении ближайших десятилетий оказала решающее воздействие на историю Англии, а стало быть, и всей Европы. Весьма возможно, что за протестантской партией, сумевшей посадить Елизавету на трон, стоял всё тот же Филипп, к тому времени уже король. Доказательств этому не существует, поскольку поддержка королём главной католической державы английских протестантов не лезет ни в какие ворота, но такова логика, а оснований для сомнения в своих умственных способностях король Филипп II не давал.
Однако был ещё Дадли, отец Эдуарда де Вера, соратник и возлюбленный. Вот его-то
Robert Dudley Earl of Leicester
перспектива брака Елизаветы и Филиппа никак не устраивала. При этом Елизавета и Дадли естественным образом были связаны с протестантской партией в Англии, которую репрессии Кровавой Мэри (при ней было сожжено более 300 протестантских лидеров) только усилили, а также с кланом Йорков, подспудная борьба которых с Ланкастерами, по-видимому, продолжалась. Иначе трудно объяснить, например, тот факт, что Генрих VIII одних своих жён казнил, а с другими разводился да ещё сохранял дружеские отношения. По этой логике, Анна Болейн принадлежала к клану Йорков, Белой Розы.
Последующие 32 года велась скрытая борьба. Римская курия объявила упрямую Елизавету еретичкой, незаконно занимающей престол, и призвала истинных католиков её убить, заранее простив грех будущему убийце. Елизавета ответила тем, что позиционировала себя как «королеву-девственницу», которая замужем за Англией, так что никаких иных детей у неё быть не может. Видимо, это должно было ослабить пыл римского престола, который, однако, вовсе не угасал. Английская разведка — единственное, чем могла слабая страна противостоять могущественному Риму, — разоблачала заговор за заговором, при этом успешно инспирируя собственные, провокаторские, для выявления предателей. Именно с тех пор английская разведка не имеет себе равных — это было главное орудие выживания страны, не имевшей тогда ни сильного флота, ни армии, ни союзников на континенте. Её создатели, ближайший соратник Елизаветы и глава правительства Уильям Сесил, получивший за свои заслуги титул барона Берли, и Френсис Уолсингем (оба, кстати, тоже числятся в претендентах на
William Cecil, 1st Baron Burghley
участников проекта Shake-Speare), непосредственный начальник разведки и контрразведки, охватили сетью шпионажа весь континент и не только получали
Francis Walsingham
информацию прямиком из римской курии, но и ухитрялись, видимо, каким-то образом влиять на её решения. Ситуацию обостряло наличие у королевы постоянного возлюбленного, Роберта Дадли, и их детей, которых официально не существовало, но о которых все, кто надо, знал. Современники считали, что у королевы четыре сына и одна дочь, но кто именно — как тогда не было достоверно известно, так неизвестно и сейчас. Эти дети тоже могли претендовать на английский трон, если бы тайный брак Елизаветы и Дадли удалось институализировать. До нас дошла неподтверждённая информация, что Елизавета, Филипп и Дадли встречались где-то в море на корабле, пытаясь достичь компромисса, но к соглашению не пришли. Тем временем Англия всё сильнее дрейфовала к протестантизму, политическая логика неумолимо вела к окончательному и полному разрыву с католичеством, столкновение с Испанией становилось неизбежным. Наконец, в 1585 году Елизавета вынуждена была послать на помощь воюющим с Испанией Нидерландам отряд под командованием Роберта Дадли, своего тайного мужа, и Филипа Сидни. Там Сидни и погиб, получив рану в бедро в битве при Зютфене. Кто-то английских поэтов, посвящённых в тайну, написал по этому случаю, что испанскому солдату было бы стыдно, если бы он узнал, кого убил.
Филипу устроили невероятно пышные похороны, на уровне и даже выше, чем у царствующих особ, — Барков считал, что таких похорон за всю историю Англии удостоились, кроме Филипа, ещё только двое — Уинстон Черчилль и принцесса Диана. Самое интересное, что сэр Филип Сидни таких похорон ничем не заслужил. Как государственный деятель он лавров не снискал; как полководец провалился, не достигнув никаких военных успехов; как поэт был известен очень узкому кругу своих близких, так как при жизни почти не публиковался, — лишь когда после его смерти Мэри Сидни-Пембрук подготовила и издала его произведения, — только с этого момента он стал общепризнанным национальным гением, «богоподобным Сидни», как назвал его Бен Джонсон.
Почему же такие похороны? И откуда взялись в честеровском сборнике «Песни Голубя», своей технической виртуозностью (это изощрённые акростихи, написанные в разных размерах) явно указывающие на «богоподобного Сидни», а содержанием схожие с шекспировскими сонетами? Св. отцы Козминиус и Мелехций обоснованно предположили, что похороны Сидни были фальшивыми, а их пышность адресована одному человеку — королю Испании Филиппу II. Это было послание Елизаветы своему бывшему возлюбленному. «Оставь надежду, Филипп, — как бы говорила она, — нашего сына больше нет, тебе нечего ловить в Англии, мы — протестанты, и таковыми останемся».
Это случилось в октябре 1586 г. Филипп сейчас же занялся подготовкой Великой Армады, которая в мае 1588 г. двинулась на Англию. Отдадим должное испанскому королю: наверняка римская курия оказывала на него мощное давление, требуя сокрушить упрямую Англию, но Филипп, очевидно, не терял надежды договориться с Елизаветой, оформить с ней брак и сделать сына законным наследником английского престола. И только когда из Англии пришла весть о гибели Филипа Сидни и грандиозных похоронах, подобающих сыну короля и королевы, безутешный отец стал готовить армию вторжения — хорошо нам известную ещё со школы Великую Армаду.
А в сентябре 1588 года, сразу после разгрома Великой армады, от доброй порции яда скончался Роберт Дадли, граф Лейстер. И всё бы ничего — у Филиппа, несомненно, были основания покончить со своим старым врагом, который 32 года не позволял ему овладеть Елизаветой и Англией, — но вот только в «Гамлете» имеется указание, что королева знала о планах убийства своего законного мужа и не препятствовала им. Как это понимать? Такое могло бы быть, если бы Дадли приложил руку к смерти Филипа Сидни, но тогда кто написал сонеты и «Песни Голубя»? Неужели верная Мэри Сидни, графиня Пембрук?..
Теперь о второй правой руке проекта Shake-Speare. Марловианцы полагают, что Кристофер действительно был сыном кожевенника, как указывается в официальной биографии, и попал в Кембридж благодаря своим природным талантам. Однако даже в нынешней Англии это проблематично, а уж в шекспировские времена сословные перегородки делали Кембридж для сына кожевенника столь же недоступным, как Луна. Да ещё и портрет Марло имеется, а это было дорогое удовольствие, доступное лишь весьма состоятельным людям. Альфред Барков исключительно на основании анализа текста «Гамлета» своими методами показал, что Гамлету приписаны черты биографии Марло, а идентичность структуры и эстетики «Гамлета» и пьес Марло однозначно показывает, что их писал один человек.
Вот, например, эпизод на кладбище. Могильщик говорит Гамлету: «Труп обычного человека протянет восемь лет, а дубильщика кож (tanner) протянет девять». А затем, играя со словом lie («лежать» и «лгать»), добавляет: «Вы лжёте/лежите не в этой могиле, сэр, поэтому она не ваша; что же касается меня, я не лежу/не лгу в ней, и всё же она моя» (You lie out on't, sir, and therefore it is not yours: for my part, I do not lie in't, and yet it is mine). «Таннер» — это указание на официальное происхождение Марло, а девять лет — срок, прошедший с 1593 г., официальной даты смерти Марло, до регистрации текста Гамлета в Палате книготорговцев (1602).
Как получилось, что Марло «не лежал в своей могиле»? А потому что обстоятельства его «убийства» — это просто шпионская баллада. Официально дело выглядит так: 30 мая 1593 г. в Дептфорд, селение неподалёку от Лондона, прибыла компания в составе карточного шулера Ингрэма Фрайзера, вора Николаса Скирса, высокопоставленного шпиона Роберта Пули (он только что вернулся из Гааги с секретного задания и, отчитавшись перед начальством, почему-то спешно отбыл в Дептфорд) и Кристофера Марло. Компания остановилась в трактире некоей Элеоноры Булл. Некоторое время мужчины мирно прогуливались по саду, потом Марло повздорил с Фрайзером, и в ходе драки Фрайзер убил драматурга кинжалом.
Шекспироведы и марловеды удивляются: что мог делать в таком обществе выпускник Кембриджа, известный драматург и поэт Марло? И правильно удивляются — вот только на этом и останавливаются, дальнейших вопросов не задают. А мы зададим. Ибо задашь правильный вопрос — получишь верный ответ.
Что самое интересное: не только Пули, но и Фрайзер, Скирс и Булл — сотрудники спецслужб Уолсингема! Что это означает? А то, что в такой обстановке утверждать о событиях 30 мая 1593 г. хоть что-то определённое совершенно невозможно. Единственный источник знания об убийстве Марло как для современников, так и для нас — заключение следователя Данби, прибывшего его расследовать (подлинник заключения был найден в архивах в 1925 г.) Но дело-то всё в том, что следователь Данби не имел никаких других показаний, кроме как от четырёх уолсингемовских агентов! То есть всё, что мы имеем, — это рассказ тех агентов о том, почему и как Фрайзер убил Марло. И больше ничего!
Почему-то никто из исследователей, какие бы версии об убийстве они ни выдвигали, не сомневается, что Марло в той компании действительно был. Но на каком основании? Как будто они никогда не читали детективов… А ведь это же ключевой момент дела. Как можно говорить об убийстве Марло, когда сам факт его присутствия в Дептфорде в тот день нуждается в доказательствах? Но их нет. Чей-то труп там, несомненно, имелся, Данби описал в отчёте его смертельную рану; но вот чей это был труп — следователю Данби было известно только со слов свидетелей — агентов Уолсингема. Поскольку нет никаких указаний, что Данби лично знал Марло и мог идентифицировать его тело, то НЕВОЗМОЖНО УТВЕРЖДАТЬ, ЧТО МАРЛО ВООБЩЕ БЫЛ В ТОТ ДЕНЬ В ДЕПТФОРДЕ.
Очевидно, всё было разыграно как по нотам под руководством опытного разведчика Роберта Пули, которого срочно отправили в Дептфорд вместе с тремя другими агентами, изображавшими свидетелей: нашли подходящий труп, сочинили правдоподобную историю и впарили её Данби, у которого не было оснований сомневаться в её истинности (да и попробовал бы он усомниться…)
Дальше всё было так, как и должно быть по канонам работы тайных служб: Фрайзера для виду посадили, однако уже через месяц он был помилован королевой на том основании, что действовал в порядке самозащиты. Милость совершенно невероятная! После чего Томас Уолсингем (племянник Френсиса Уолсингема, умершего в 1590 году) — между прочим, друг и покровитель Марло, — немедленно вновь принял Фрайзера на службу, на которой тот сделал отличную карьеру, выполняя особо важные и деликатные миссии. Остальные участники действа тоже благополучно продолжали свою работу на благо Англии.
Не менее интересно, что доносчики, из-за которых, видимо, и пришлось имитировать убийство Марло, кончили плохо: драматург Томас Кид, хотя и вышел из тюрьмы живым в 1594 г., вскоре умер от последствий пыток, а другой доносчик, некий Бейнс, в том же году окончил свои дни на виселице в Тайберне.
А доносить, вообще-то, было на что. Марло был отчаянный парень, до такой степени ничего не боявшийся, что открыто высказывал мнения, за которые в то время без проволочки отправляли на костёр: отрицал божественную природу Иисуса Христа, оправдывал гомосексуализм и даже утверждал, что имеет право чеканить собственную монету. Тайный Совет вынужден был отреагировать на доносы, которые были далеко не первыми в буйной биографии Марло, и 20 мая Кристофер перед Советом предстал. Ему было предписано ежедневно отмечаться в Тайном Совете, пока его судьба не будет решена. Однако через 10 дней Марло якобы оказался в Дептфорде, а не позже 12 июня вышла в свет поэма «Венера и Адонис», где в качестве автора впервые фигурирует William Shake-Speare. Что самое интересное — титульный лист с именем Шекспира был зафальцован в уже готовую книгу, что не удивительно, поскольку текст поэмы попал к издателю ещё 28 апреля. Если прибавить к этому упоминавшиеся выше доказательства авторства Марло главных пьес, вышедших под именем Шекспира, то возникает логичная и потому убедительная картина спасения королевой и её спецслужбами непутёвого наследника от неизбежной кары обычным для спецслужб способом.
Но это далеко не все доказательства того, что Марло был сыном королевы и Дадли (и потому, действительно, мог бы иметь право чеканить собственную монету). Вот ещё: 11 апреля 1564 года испанский посол в Англии доложил письмом в Мадрид, что королева Елизавета выезжает в Уорвик, замок Дадли, чтобы «разрешиться от последствия неблагопристойного поведения». Официально Марло родился в конце февраля, зато Уилл Шакспер — как раз 24 апреля того же года. Не менее замечательно, что замок Уорвик стоит на берегу реки Эйвон — той же самой, на которой стоит и Стратфорд (всего в Англии четыре реки с таким именем). Так что аргументы стратфордианцев насчёт «Эйвонского лебедя», как назвал Шекспира хитрый Бен Джонсон, могут отправляться в корзину для мусора вместе со всеми их прочими забавными придумками.
Понятно, что жизнь Марло направлялась строгой и мудрой рукой. В 1581 г. его отправили учиться в Кембридж (где его другом и стал Томас Уолсингем), который он окончил двумя годами позже своих сокурсников, поскольку с 1584 г., получив звание бакалавра, многократно отлучался неизвестно куда. Ректорат возмутился и не допустил Марло к экзаменам на магистра, в ответ на что получил грозное письмо от Тайного Совета, в котором было указано, что «Её Величество будет недовольна, если те, кто не осведомлён об этих государственных делах, попытаются опорочить её верного слугу». Не слабо, однако, для сына дубильщика кож… Какие задания разведки выполнял Марло на континенте — неизвестно, зато хорошо известно, что со времён Уолсингема и Сесила в бойцах невидимого фронта ходила вся пригодная для того аристократия, Оксфорд и Кембридж были чем-то вроде Академии ГРУ и Высшей Школы КГБ, и без работы их выпускники не сидели.
После мастерски разыгранного в Дептфорде спектакля Марло, очевидно, отправили от греха подальше на континент продолжать работу, скорее всего в Италию. Автор «Ромео и Джульетты», «Отелло» и других «итальянских» пьес должен был долго жить в Италии и превосходно знать страну, народ и культуру.
Отождествление двух правых рук проекта Shake-Speare с национальным поэтом и великим драматургом, которых по необходимости записали при жизни в «книгу Смерти» (выражение из честеровского сборника), даёт ответ на один из главных вопросов тайны Шекспира: откуда такая секретность вокруг проекта? Почему надо было личность драматурга, тем более гениального — ведь уже тогда не только Бен Джонсон, но и многие непосвящённые отлично понимали, что имя Шекспира прославит Англию на все времена! — окружить таким туманом, что никто из знавших тайну никогда о ней не проговорился? Даже для королевских детей, пусть и внебрачных (обычное дело для тех времён, дети и у римских пап имелись, иногда во внушительном количестве), это нелегко объяснить, — но вот официально объявленных умершими детей Елизаветы светить было нельзя ни в каком случае. Если бы в Испании узнали, что Сидни — сын их короля, и что он жив, это могло бы потрясти всю Европу (что можно наворотить даже при помощи самозванца, мы в России хорошо знаем из собственной истории). А Марло, будучи сыном королевы, к моменту своей мнимой смерти успел столько накуролесить, что его «восстание из мёртвых» неизбежно привело бы к политическому кризису в самой Англии. Поэтому Елизавета и её советники выбрали единственно возможный, хотя и трагический путь для спасения королевских детей. Но эта же трагедия подарила миру Шекспира…
О «посмертной» судьбе Голубя и Феникса можно только гадать — Англия умеет хранить свои тайны. Кстати, в честеровском сборнике ясно указано, что Голубь страдал от ран, а Феникс — от зависти врагов, что как раз соответствует паре Сидни — Марло. По-видимому, к 1605 г. они уже не могли работать в полную силу — «Тимон Афинский» и «Перикл» для Шекспира вообще провалы, а «Буря» или «Цимбелин» сильно отличаются от предыдущих. Относительно последней шекспировской пьесы «Генрих VIII» даже стратфордианцы считают, что Шекспиру в ней принадлежит лишь часть текста. Дату окончания проекта нетрудно установить: 29 июня 1613 года театр «Глобус», в котором пайщиком был мистер Шакспер, внезапно сгорел. Пожар, надо полагать, уничтожил то, что непосвящённым не следовало видеть. Мистера Шакспера отправили домой, в Стратфорд. Очевидно, что к этому моменту Марло и Сидни уже не было в живых, поэтому проект пришлось закрыть. Никто из здравствовавших на тот момент очевидных или предполагаемых участников проекта — ни Мэри Сидни-Пембрук, ни Френсис Бэкон, ни граф Саутгемптон, ни кто-либо другой — не в состоянии были и не имели права его продолжать. Мэри Сидни-Пембрук ждала особая миссия: она занялась подготовкой собрания сочинений Великого Барда. Видимо, издание с самого начала предполагалось выпустить к 10-летию завершения проекта — в 1623 г., но Мэри умерла во время эпидемии в 1621 г., и довершал работу верный Бен Джонсон.
Кстати, о пожарах: даже знаменитый лондонский пожар 1666 г. не смог уничтожить все лондонские архивы, а вот места, связанные с Шекспиром, горели с удивительной последовательностью и эффективностью. В 1623 г., как только вышло в свет Первое, или Великое фолио, сгорела библиотека Бена Джонсона. Ещё через четыре года сгорел Уилтон-хауз — имение графов Пембруков, место рождение Кристофера Марло, Феникса честеровского сборника. Именно в этих двух точках, видимо, и хранились рукописи Сидни, Марло и других участников проекта. Да и со смертью м-ра Шакспера не всё чисто: в 1616 г. его внезапно посетили старые друзья, поэты Бен Джонсон и Майкл Дрейтон (оба — агенты спецслужб с большим стажем), посидели, повспоминали старое и попили вино, а через несколько дней Шакспер скончался. Впрочем, печально известное завещание к тому времени уже было составлено, так что Шакспер, очевидно, чувствовал приближение смерти, и весьма возможно, что это не более чем совпадение.
Много ли было людей, которые сделали из отсталой провинции владыку мира?
Нет, немного. Сама королева, её родственники, её дети, её окружение. Вот, собственно, и всё. Несколько десятков человек, не более. И этого оказалось достаточно, чтобы забросить нищую, провинциальную страну на орбиту мирового культурного, политического и экономического владычества. Можно от нечего делать пофантазировать, что стало бы, например, с той же с Нигерией, если бы её возглавила Елизавета с Сесилами, Уолсингемами, Пембруками и Дадли. А уж на какую орбиту могли бы эти люди забросить страну, уже стоящую на великолепном культурном фундаменте, богатую природными ресурсами, умным и талантливым народом, — это даже страшно себе представить.
Однако Англия должна благодарить даже не столько Её Величество Елизавету и её великолепную команду, сколько Его Величество Случай, который эту команду к власти привёл. Что было бы с Англией, если бы, скажем, у Филиппа и Кровавой Мэри родился здоровый сын, и как бы в этом случае выглядел сейчас мир?..
Journal information