Постоянно всплывало несколько разных воспоминаний из младенчества. Одно из них я вспоминал (прокручивал вновь и вновь) время от времени в течение всей жизни. Очень странное ощущение чего-то скрытого в сцене, которую помнишь.
По какой-то причине, я сначала оценивал свой возраст в три месяца в этой сцене, и лишь потом понял, что был несколько старше - шесть или семь месяцев.
Я лежу несильно спелёнутый в кроватке у окна.
Родители сначала чем-то занимались, потом перекинулись несколькими фразами и стали собираться на улицу. Отец вышел в коридор, а мама занялась мной. Вытащила из кроватки и положила на стол с другой стороны от окна. Распеленала и стала пеленать в другую пелёнку довольно туго. Мне этот вариант пеленания не очень нравился, поскольку неудобно - руками не помашешь и ногами не подёргать, но я не сильно беспокоился, пару раз коротко высказав своё недовольство. Потом мама меня завернула ещё в одну пелёнку и ещё в оранжевое с полосой одеяло. Когда она взяла меня на руки, то внутренняя пелёнка несколько ослабла и мне стало более комфортно, так что больше об этом не приходилось беспокоиться. Тут из коридора заглянул папа и спросил маму, скоро ли она. Она ответила, что ей осталось только самой одеться. Тогда папа сказал, что подождёт на улице и вышел.
Дело было осенью.
Мне нравилось, когда меня выносили гулять, несмотря на пелёнки, на улице я чувствовал себя как-то свободнее. Вокруг было много всего интересного. Плюс большая близость мамы или папы - они несли меня по очереди на руках. Помню, что я на улице быстро засыпал и во сне было очень интересно смотреть на обстановку вокруг себя на улице. Помню что спал, но помню также, что смотрел вокруг себя. Странно, но ни разу не помню, чтобы пелёнки вокруг лица мешали видеть окружающее, хотя по-идее, должны были мешать. После выхода на улицу, меня у мамы забрал папа и дальше сцена закончилась.
Эта сцена, когда я её вспоминал, прокручивалась либо целиком, что чаще, либо один какой фрагмент.
Вспоминалась неизменно раз за разом.
И только будучи уже совсем взрослым, я осознал некоторые несуразности этой сцены, с точки зрения здравого смысла.
В этой сцене не было звуков голоса, в том смысле, что не было слов, произносимых голосом. Хотя все звуки присутствовали. Но я совершенно точно при этом знал, кто кому что сказал и кто что ответил. Я нормально воспринимал обращения мамы ко мне, то есть понимал, что она говорит, как и то, что её высказывания при этом были совершенно несущественными, типа комментариев того, что она со мной проделывает или собирается проделывать. Отец вообще очень редко ко мне обращался словами, я обычно чувствовал, что он от меня хочет и без этого.
Но вот общение родителей между собой я понимал так, как понимаю сейчас разговор двух людей, говорящих рядом со мной - настолько полно и в той мере, сколько уделяю внимания их разговору и общению.
Когда до меня это дошло - я обалдел.
Понятно, почему это до меня не доходило раньше - это была одна из наиболее естественных сцен, в которой по-определению не было ничего необычного, и так и воспринималось мной. А для сопоставления с логикой требовалось сделать отдельное и достаточно большое усилие, смысл которого был совершенно неочевиден. Но именно так и бывает в большинстве ситуаций - кому придёт в голову детально обдумывать и вербализовывать (! существеннейший момент, без которого думай-недумай, но ничего и не заметишь) последовательность обычного житейского дела типа встать с кресла и подойти к столу.
Я понял, что смысл разговоров я знал безмолвно, не слыша слов.
И я до сих пор затрудняюсь точно описать, как это так - слышать вопрос отца к маме - "Ты скоро?" - не слыша ни одного слова, слыша все звуки и не выделяя звучащий голос, как нечто, наполненное смыслом. И только уже после этого более полного воспоминания и осознания до меня дошло, как именно и какими средствами дети обучаются родному языку, самому первому в своей жизни.
Ребёнок совершенно точно знает, что ему говорят, чего от него хотят/добиваются или о чём спрашивают.
Два усилия нужно сделать ребёнку, чтобы связать смысл, который он и так знает, с голосом и получить слово, которое запомнится само собой:
Первое - это согласиться с глупым родителем, который нарочно не понимает всё, само собой понятное безмолвно (отказывается, блокирует, не обращает внимания).
Второе - связать этот отдельный смысл именно с этой "бу-бу-бу" звуковой последовательностью. И позже третье усилие - не пинать родителя по отключенному безмолвному знанию, а выплюнуть то самое бу-бу-бу, которое он давно выпрашивает.
Делов то...
Удивляло меня в этих воспоминаниях то, что они идут отдельными кусками, с полными провалами между ними.
Теперь я знаю, почему так.
Я потратил довольно много попыток на то, чтобы вспомнить, что именно было прямо перед таким куском, или сразу после.
До меня дошло, что имеет место быть смена настройки восприятия. И вспоминать надо с обязательным учётом этого фактора. Точно так же, как учитывая этот фактор (настройки) можно легко вспомнить вчерашний сон, казалось бы прочно до этого забытый.
Очень забавно было вспомнить то, как я учился ходить. Родители, конечно, думали, что это они меня учат.
Но они не учили, а скорей принуждали.
Диван.
Я сижу у дивана.
Я уже научился время от времени собирать папину настройку восприятия.
Прикольно в такой картинке наблюдать окружающее меня бесконечное пространство. Оно становится очень ограниченным и очень резким. И так забавно выпуклым. На всё можно смотреть только глазами, не трогая ничего ощущениями живота. Ощущения живота при этом нужно только направить в глаза, точнее через глаза наружу и эти ощущения ткут вокруг глаз экран с выпуклым изображением.
Обычно я ощупываю-вижу-слышу всё прямо животом.
Для этого нужно только посильней подрыгать ногами и руками (попробуйте - лягте на спину и подрыгайте одновременно и руками и ногами, подражая движениям ребёнка. Если вы будете делать это достаточно сильно, то почувствуете, что центр этих дрыганий в животе).
Таким образом можно дотянуться почти до чего угодно своим животом.
А тут совсем другой способ - такая яркая картинка получается.
Так вот, я настраиваю эту картинку, возникает пространство (сейчас мне это пространство, замкнутое и ограниченное, кажется существующим само по себе). В нём комната и папа на стуле, тянущий своим желанием ко мне руки - иди, мол, сюда. Я, удерживая картинку этого пространства, отпускаю диван и начинаю семенить к папе. При этом становится трудно удерживать такую настройку и пространство начинает пропадать (включается кусками предыдущая настройка). Я изо всех вил удерживаю картинку пространства, но для этого мне нужно остановиться.
А папа зовёт.
Я делаю шаг к нему и ррраз - настройка рушится.
Я её восстанавливаю и обнаруживаю себя лежащим на полу - упал.
Причём не настройка разрушилась от падения, а как раз наоборот - упал, поскольку пространство расплылось.
Пока лежу, удерживаю вид запросто.
Папа говорит "Вставай".
Так, значит к дивану.
И всё повторяется.
Мне прикольнее работать с новым видом, а папе охота, чтобы я до него досеменил.
А это сбивает вид полностью.
Сейчас бы я сказал, что дайте мне время приноровиться к настройке и я дойду куда вам надо, отстаньте пока.
Но нет.
Папе горит "научить" меня ходить.
Тут на диване просыпается мама и папа отвлекается на неё, а я могу вернуться к новым возможностям обзора. Папа ей говорит, что я уже ходил. Мама уходит в ванную, а папа пытается переключиться на меня. А я уже спать хочу и всё, что у меня получается, это встать по дивану. Возвращается мама, забирает меня с собой на диван и я засыпаю.
Те небольшие моменты, когда мне удавалось собрать новую настройку.
Этакая россыпь кусков.
Моменты падения совершенно отсутствовали.
/Источник/
Journal information