
У Сизифа нет надежды, но нет такой судьбы,
которая не может быть преодолена
с помощью презрения к ней.
/Альбер Камю/
В естественной установке сознания (то есть биологически обусловленной, изначальной его настройки, которая искажается, дополняется и уходит на второй план в итоге прогресса культуры) будущее видится человеку бесконечным продолжением своего пребывания в мире.
Ему известен, конечно, эмпирический факт смерти, но это ничего не меняет.
Осмысливая факт, он воображает либо свое переселение куда-то (на «тот свет», в другое тело), либо погружение в «сон без сновидений» и последующее пребыванием там (в ином месте или состоянии сна) на протяжении сколь угодно длительного времени.
То есть в любом варианте перед мысленным взором развертывается будущее пребывание в мире. Естественная установка, таким образом, внушает человеку иллюзию бессмертия.
Внушает с логической необходимостью, так как мыслить свое небытие в мире логически невозможно (при том, что возможность такая мнится очевидной).
Знание же о ней, о иллюзии естественного бессмертия, приходит далеко не в первобытном, не в естественном состоянии.
Литературные памятники указывают: прошли тысячелетия развития культуры, прежде чем человеку стала открываться подлинная смерть, то есть он узнал о конце своего существования как такового. А это и есть выход из естественной установки, ибо оно, подлинное, конечное существование уже не пребывание в мире, а собственное существование сознания и неотделимого от него Я (существование души).
Какой же признак высвечивает в речах и текстах знание подлинной смерти (и, соответственно, выход из естественной установки)?
Признак – описание или как минимум указание на ощущение бессмысленности жизни.
Случаются мгновения, когда человек внезапно осознает конечность своего существования, – переживает ее аподиктически очевидной, логически необходимой, то есть вдруг возникает ощущение, в котором узнается собственная смерть.
Ощущение мучительно, вызывает страх, и от него можно уйти, сочтя болезненным наваждением, но – пока оно не забыто, не вытеснено из сознания, с той же абсолютной ясностью переживается бессмысленность жизни.
Это – чувство, это непосредственное чувство, исключающее всякие сомнения.
Оно давным-давно известно.
Стоит ли чего-то заготавливать и какую цену имеет веселье, если завтра же не будет души, для коей «добро» заготовлено, и которая могла бы вспомнить о своих удачах, трудах, радостях? Есть, конечно, немало людей, которые пытаются доказать, что над нашими достижениями смерть не властна.
Но что это меняет?
Достаточно приблизиться к переживанию конечности существования и, стало быть, ощутить бессмысленность, как все рассуждения о вечности каких бы то ни было достижений оказываются ложными.
Это – чувство, это непосредственное чувство, исключающее всякие сомнения.
Сомневаются те, кто не вполне ощутили.
Именно такими были стоики.
В той ситуации, когда возникает подозрение о бессмысленности жизни, они считали целесообразным самоубийство, воображая его средством приобщения к идеальной разумности мирового целого. Самоубийство было в их глазах достижением, над которым не властна смерть.
Таким был и Камю, полагая вечным достижением - презрение к судьбе.
Journal information