Современная реальность такова, что наши представления о сказке формируются в большей степени литературной сказкой, чем настоящим фольклором. Литературная сказка, безусловно, растёт на фольклорном субстрате, но это совершенно самостоятельное явление. Дело вовсе не в том, что литературная сказка обычно вычищает из фольклора секс и насилие, которые считаются неприемлемыми для детей в городской среде. И не в том, что в литературной сказке могут появляться современные реалии (например, телевизор или самолёт), которых нет в фольклорной.
Это сравнительно неважные детали.
Важно, что литературная сказка устроена несколько по-другому. За три с половиной века её существования у неё сложились собственные традиции, отличные от традиций фольклора.
1. "Три желания".
Привычный нам и вошедший в анекдоты мотив исполнения трёх желаний (золотой рыбкой, джинном, волшебной палочкой и пр.) фольклору неизвестен.
В народной сказке исполнитель желаний действует неограниченно, хотя может осадить клиента, если тот чересчур жаден или невоспитанно себя ведёт. Идея ограниченности количества желаний принадлежит именно литературной сказке. Мораль в том, что ресурсы надо расходовать обдуманно, рационально и по возможности альтруистично (исполнение необдуманных желаний обычно заставляет героя пожалеть о своём выборе). Эта мораль настоящей народной сказке чужда.
Мораль народной сказки - в том, что можно обрести неограниченный источник благ, если соблюдать несложные правила поведения и уважать условия договора (даже если договор заключён с лягушкой).
Более экзотичный вариант - семь желаний - в "Цветике-семицветике" Катаева. Но суть та же: количество желаний ограничено и их нужно израсходовать "правильно".
2. Добрые и злые волшебники.
Мир литературной сказки привычно населён добрыми и злыми волшебниками, которые соответственно помогают и вредят героям. Природа их никак не поясняется - они просто есть, как данность. Когда Джоан Роулинг всё-таки решила прояснить, откуда берутся волшебники, из этого получилась многотомная эпопея.
Дело в том, что фольклорная сказка такого класса персонажей не знает. В ней присутствуют:
1) персонажи, не владеющие магией (аналог маглов - см. эпизод с невестками Царевны-лягушки, которые безуспешно пытаются повторить её трюки);
2) положительные персонажи, владеющие магией в силу своего сверхъестественного происхождения - они никогда не именуются волшебниками, магами или колдунами (например, такой интернациональный персонаж, как дева-лебедь);
3) отрицательные персонажи, характеризуемые как "волшебники", "чародеи" или "колдуны" - это слово несёт чисто негативное значение. По-видимому, это люди, которые обрели способность к вредоносной магии путём обучения (есть и другие категории зловредных персонажей, всяческие демоны и тролли, но сейчас они нас не интересуют). Эти чародеи и колдуны иногда пытаются обрести ученика и похищают обычного ребёнка (всегда мальчика). Но, судя по дальнейшей судьбе героя, колдовские способности ему не передаются. Зато он может сбежать с дочерью колдуна, которая вполне себе магией владеет. Впрочем, неясно, как она будет использовать её после завершения успешного побега. Этим сказка не интересуется.
Итак, волшебники в народной сказке - только "злые". Симметричный мир добрых и злых волшебников изобрёл Шарль Перро. В его сказках волшебство строго специализировано - им занимаются "феи".
Кто такие феи, Перро не интересовало - для него феи были лишь фантастическим допущением (кто-то же должен превратить тыкву в карету). Он почерпнул их из традиции бретонского цикла рыцарских романов, которая восходит к островной британской мифологии. Кое-что мы о ней знаем благодаря сохранности ирландской традиции, в которой речь идёт о "скрытом народе" или "народе холмов". Это сверхъестественные существа, вполне симпатичные и привлекательные, но имеющие собственные интересы, часто не совпадающие с человеческими; обижать их не стоит - себе же дороже обойдётся. Основным источником недоразумений между народом фей и людьми является склонность женщин-фей влюбляться в человеческих мужчин и женить их на себе (что часто приводит к драматическим последствиям). Вот почему, кстати, у Перро и многих его последователей фигурируют именно феи-женщины, хотя по сюжету пол волшебного помощника может быть совершенно не важен.
Таким образом, изначально феи не были добрыми или злыми, они могли как помогать, так и вредить. Перро искусственно разделил их на добрых и злых и ограничил их функцию волшебством. Естественно, что при таком понимании функции фей образ "злой феи" стал сливаться с образом ведьмы (изначально - не сказочного персонажа). Затем набор типов волшебников стал пополняться из самых разных источников. Так, архетипический "добрый волшебник" мужского пола - седобородый старичок в колпаке и мантии - не что иное, как переосмысление типа астролога из массовой культуры XVI-XVII в., который в XIX-XX веках утрачивает своей ореол демонизма (к астрологии уже не относятся серьёзно) и становится пригоден как литературная условность для детских сказок.
Journal information