elemental1111
В конце 60-х огромное количество в той или иной степени музыкально одарённых молодых людей пришло к выводу, что разного рода наркотические средства — вещь куда более эффективная, чем высшее музыкальное образование.
Возникла музыка дилетантов — рок.
Психоделический рок был, разумеется, очень минималистическим — то есть состоял из бесконечных инструментальных джемов на тему из пары аккордов — и очень громким. Чудовищная громкость звука, «превышающая рёв реактивного самолёта на старте», собственно, была тем же самым минималистическим или, как стали говорить несколько позже, эмбиент-эффектом.
Она подавляет и вытесняет все детали, становится главным фактором музыки, которая превращается в окружающую среду, в заполняющую всё вокруг вязкую кашу.
Ориентация на нюансы звучания находилась вполне в духе эпохи: традиционная индийская музыка, для которой важно именно изменение окраски тона, влияла на всех — на джазистов, на рокеров, на композиторов-минималистов. Синтезатор воспринимался в качестве инструмента, который для того и создан, чтобы плавно менять окраску звука, то есть синтезатор — это прибор для порождения не музыки, а саунда.
Эпоха композиторов сменилась эпохой продюсеров.
Выстроенная и придуманная музыка сменилась музыкой услышанной и почувствованной.
Конструкция сменилась саундом.
Конечно, разговоры об исчезновении искусства были кокетством. Остались и художники, и галереи, и музеи, и гонорары. Но что-то жизненно важное для предыдущих ста лет художественной практики всё-таки, действительно, исчезло.
В середине 70-х тихо и незаметно исчез авангард, то есть исчезло то возмущение, которое современное искусство вызывало у непросвещённой публики.
Точно в то же самое время в Европе концерты Штокхаузена вдруг перестали вызывать возмущение. В музыкантов уже не кидали гнилые помидоры, а сами музыканты уже не отказываются играть безумно сложные и столь же бессмысленные партитуры.
Просто публика перестала ходить на эти концерты.
Всем стало всё равно.
Наступила новая эпоха New Age.
То, что воспринималось далёким и проблематичным, стало здешним, близким, реализовавшимся.
Авангардисты, асоциалы, гурманы ЛСД и марихуаны стремились к центру бытия, но находились снаружи шара.
Творческий или нонконформистски настроенный человек старой эпохи ищет свой уникальный путь и пытается этим путём следовать (как правило, неудачно). Нью-Эйдж-персонаж ощущает себя в центре шара, никакого пути нет.
Точнее говоря, разговоры-то о «пути» ведутся непрерывно, но при этом идти никуда не надо — не надо писать картины или стихи, дуть в саксофон или отрезать себе уши.
Следование по пути предполагает поиск новых форм.
Остановка и пребывание в центре хорошо освещённого шара предполагает использование того, что лежит вокруг — предметов как естественного происхождения, так и искусственного.
Причём это использование вовсе не предполагает, что появится какой-то результат, который ты возьмёшь с собой... его некуда «брать с собой», он так и останется лежать рядом с тобой, как и всё остальное.
Нью Эйдж — это эпоха процесса, копошения, видоизменения, репродуцирования и семплирования в противовес Old Age, когда доминировало создание причудливых артефактов, служивших (по крайней мере теоретически) костылями духовной жизни.
Собственно, Нью Эйдж и есть минимализм, выросший до размеров общественного бытия.
Если сделать следующий шаг — в первую половину ХХ столетия, то отличительные особенности Нью Эйджа, победившие в 70-х и существовавшие в 50-х — 60-х, можно обнаружить и в 20-х — 30-х: геометризм и жёсткость, психоанализ и мистицизм, антиструктурность и анархизм, постоянное ретро и академизм.
Новизна ситуации 70-х состояла вовсе не в том, что, наконец, умерло что-то, что ещё недавно благоухало, а в том, что вся эта проблематика внезапно была отменена, непоправимо устарела и стала представлять, что называется, исключительно академический интерес, то есть — вообще никакого.
В эпоху Нью Эйджа, глобального эмбиента ничего не гибнет и не исчезает: всё, что могло исчезнуть, уже много лет как это сделало.
Клонированный туман вовсе не нужно, да и невозможно уничтожить. Происходит его дробление, измельчание, а потом, возможно, новое сгущение — comeback и revival.
Мир устроен как творение композитора-минималиста.
Постоянно повторяются одни и те же ситуации, паттерны, объекты, но из-за несинхронизированности циклов повторения (loops) поддерживается ощущение, что в целом что-то всё-таки меняется.
Эту ситуацию можно представлять себе как множество эхо, каждое из которых давным-давно было порождено живым источником звука.
А теперь поезд ушёл, и между пустыми стенами носятся и интерферируют эхо.
Конца света не будет.
Он тоже уже давным-давно клонирован, распылён и потребляется маленькими дозами.
Картина не изображает пространство, у неё нет глубины, она просто есть, есть в виде поверхности.
[Посмотрите на следующие картинки:]
Посмотрите на следующие картинки:
Можно назвать хоть одно из зданий красивым?
Нет, можно назвать только "необычным". Но красоты, подлинной эстетики здесь нет в помине. По-моему, архитектура нагляднее некуда показывает нечеловеческую ориентацию современности.
Вот она, идея "поверхности" самая что ни на есть.
И в музыку обратное отображение вполне можно сделать. Архитектура и музыка друг с другом так или иначе связаны.
[Для сравнения посмотрите на эти сооружения:]
Для сравнения посмотрите на эти сооружения:
Вдогонку:
Архитектурный ордер. Часть №1
Архитектурный ордер. Часть №2
Архитектурный ордер. Часть №3
Архитектурный ордер. Часть №4
Архитектурный ордер. Часть №5
Архитектурный ордер. Завершение.
Для кого показалось мало впечатлений, приглашаю на виртуальную экскурсию:
Классическая музыка (в вашем случае это может быть и литературой, и философией, и живописью, и архитектурой, ...) - это реальный антидот Нью-Эйджа.
В первую очередь потому, что приводит разум в порядок.
Во-вторых, классика ориентирует на гармонию мироздания, на чувство прекрасного, на человеческое одним словом.
Есть, правда, ещё один момент.
"Классика" вместе с "античностью" отобрана так, что ведёт в не совсем правильные выводы. Тоже есть элемент наведения "тени на плетень".
Однако самое главное отличие классики от нью-эйджа в том, что в первом случае спрятан "человек" (и его можно и нужно там находить), а во втором - что угодно, кроме самого человека.
Западная классическая музыка несёт в себе загадки, сопряжённые с математикой, более общо - устройством мироздания и является гармоничной в полном смысле этого слова.
Скажем грубо, у академической музыки эмоции более сложные, богатые.
У музыки эпохи Нью-Эйдж эмоции (если берём в пример эмоционально начинённую музыку), как правило, просты и понятны всем и каждому. И благодаря этому как-то легко попадаются на её крючок. Можете представить себе алкоголика, который в нетрезвом, и даже депрессивном, к примеру, состоянии будет слушать академическую музыку?
Нереальная ситуация.
Скажут, мол, академическая музыка и восприниматься не будет из-за её уже структурной сложности.
Допустим.
Но это один момент, второй момент кроется именно в сложности эмоций.
Классицизм неразрывно связан с академизмом.
Классицизм — это зримое торжество конформизма с законами мироздания, это формализм, воспринимаемый как прямое продолжение законов природы. Скажем, академическая живопись предполагает «правильное» изображение трёхмерных тел на плоскости — то есть знание законов освещения тел, законов перспективы, законов цветовой гармонии, законов анатомии, законов композиции.
Я под академизмом имею в виду вовсе не плохое искусство, которое делают академики, а свойство западноевропейской культуры: познал законы природы (или, скорее, решил, что познал) — строй академию.
Классицизм — это видимая реализация вневременных идеалов и истин.
Классицизм — это монументальный и дидактический идеализм.
Классицизм — это здоровье, это норма, это должное положение дел.
Journal information